Андреа прекрасно знал, что сейчас испытывает офицер.
Мерзлой глыбой пал на плечи тройной «ледяной дом», оплывая свечным огарком под жаром страстей. Давным-давно Шустрая Леди, склонив голову под меч лилльского палача, во злобе прокляла барышень Лилля на тыщу лет вперед, и заклятье по сей день не выветрилось. Правда, был здесь и плюс: родинки, бородавки, «винные пятна» и позорные клейма запросто сходили с девиц после линьки… А ведь надо еще скреплять дужки замок-наговоров, не давая им истончаться; приглядывать за гвардейцами-охранниками, вытирать носы «тень-платком», отбивая обоняние; ежесекундно вслушиваться в дрожь дозорной паутины: что линька? не начинается ли?! Ведь, едва придет срок, малефик должен быть рядом. И главное — закупоривать бешеный, сводящий с ума натиск эманации Гюрзели, Химейры и Эмпузы: себя-то не проклясть…
Последние дни колдун напоминал жонглера-виртуоза, держащего в воздухе дюжину разнообразных предметов. Желаю приятной минуты, сударь офицер! А ведь я с вами только мигом поделился. Мигом одним, только мигом одним…
Встряхнувшись, Эрнест Намюр залпом осушил кружку.
Будь там кипяток, не заметил бы.
— Не позавидуешь вам, мастер колдун! — с усилием выдавил он, отдуваясь. Щеки офицера шли пятнами, лоб блестел от капелек пота.
— Теперь понимаете, почему я отказался помочь вам?
— Понимаю.
Унылая пауза висела над столом: лампада темного света.
— Колдовское дело тоже не сахар, — загадочно выразился ланд-майор с видом опытного мага, члена всех Академий от Реттии до Ла-Ланга. — Вам бы, к примеру, в гостинице остановиться, отоспаться… Ан нельзя. При девках состоять надо. Хуже нет, чем при девках состоять: я знаю, я гарем Абд-Ал-оглы из песков Таран-Курт выводил, в Вернскую кампанию… Вонь от наших красилен — дракона валит. И как ваши девки там живут?
— Контракт, — пожал плечами Мускулюс. — Я их потом замуж выдам. В хорошие руки.
— Ну да, ну да… Хорошие руки, они чаще в ежовых рукавицах…
Ланд-майор торопился сменить тему разговора, за что Андреа был ему весьма признателен.
— Кожевники наши пообвыклись в слободе, принюхались. Человек ко всему привыкает. Вон у Швеллера жена который год лежмя лежит. Тоже небось привык. Хотя сдал Леон, сильно сдал. Кремень был мужик: и семью, и хозяйство во фрунт строил. Вот так, — Эрнест Намюр продемонстрировал, как именно. Получилось внушительно. — Это, видать, из-за Ядвиги. Кто ж мог знать? Раньше, бывало, и колотил ее, и бранил… А как слегла — поплыл хозяин киселем. Сыну волю дал, дома сиднем сидит… шваль всякую приваживает…
— Давно слегла-то? — осведомился Мускулюс, скорее, для приличия.
Пассаж о «швали» вверг его в недоумение. Обидеться, что ли?!
— Пять лет будет. Лихой годишко выдался, много дряни принес. Ядвигу Швеллер прямо в лесу удар хватил. Ее подруга, Мэлис-ведьма, на закорках до дома волокла. Знахарь бился-бился… Без толку. А лес до следующей осени как поганой метлой вымело: зверье сонное, щеглы каркать вздумали, грибы огромные, да трухлявые… Ягода посохла, погнила. Я с капралом Фюрке сунулся поглядеть: что за напасть такая? И знаете, мастер колдун…
Он развел руками: дескать, рассказал бы, а слов не хватает. На обычную байку история Эрнеста Намюра походила слабо. Малефик ощутил слабый укол интереса.
— Вы позволите? Мне проще взглянуть самому.
Ландверьер задумался. На его месте задумался бы любой: пускать ли в закрома памяти чужого колдуна? Лоб офицера смяли морщины; глазки утонули глубоко-глубоко, посверкивая бисеринами. Мускулюс не мешал, ожидая. Конечно, при необходимости он мог бы, что называется, «взять силой». Но насилие ментального рода попахивало Тихим Трибуналом. Особенно если поводом к расследованию явилась жалоба военного — гвардия или ландвер, это роли не играло. Кроме того, вы никогда не пробовали рыться в чужих тайниках, отыскивая ухоронку, когда дом вокруг горит, в дыму шастают твари, о которых лучше не вспоминать, и взломщик всяким час рискует остаться под дымящимися руинами навсегда? Если не пробовали, то Андреа Мускулюс вам искренне не советует.