Голова служителя джаппурского закона повторно врезалась в люк. В этот раз удар был настолько сильным, что Крокозябл не успел поймать ее за ухо. Она отскочила от крышки и провалилась в люк. Крышка захлопнулась. На какой из рычагов свалился судья — неизвестно. Но, видимо, рычаг был особенным, потому что пушка вдруг оглушительно грохнула, и в бездонное сочинское небо со свистом улетел снаряд. Крокозябл, выпрямившись в полный рост, обалдело взглянул сверху вниз на свою жену.
Леди Крокозябл стояла, прижав к щекам ладони, и с обожанием смотрела на своего мужа.
— Милый, — произнесла она с придыханием. — Я не знала, каким грозным ты бываешь…
— Откуда у него взялись боеприпасы? — удивленно спросил посол. — Ведь танк сюда доставили без них.
— Да Хачапур купил целый вагон у разгульдяйских контрабандистов, — ответила ему своим обычным голосом жена и махнула рукой, будто говорила о какой-то пустяковой мелочи.
И тут же перешла на прежнюю манеру общения: с придыханиями и восхищенными взглядами.
— Любимый, я с тобой больше не расстанусь никогда! — восторженно сказала она.
Крокозябл спрыгнул вниз, схватил жену за руку и строгим голосом спросил:
— Значит, судье снаряды достались по наследству, как и ты?
— Снаряды — да, — согласилась леди Крокозябл, сияя глазами. — А я всегда тебе была верна. Я просто шпионила. У меня ничего такого с ними не было. Двенадцатиликим Богом клянусь! Неужели ты мне не веришь?
И она припечаталась своими губами к губам лорда Крокозябла. Посол тут же растаял, как сало суслика на сковородке. Сколько бы продолжалась эта семейная идиллия — неизвестно, но вдруг где-то вдалеке раздались крики.
Влюбленные Крокозяблы, оторвавшись друг от друга, посмотрели в конец переулка и увидели там толпу полицейских мундиров, несущуюся к ним. Впереди этой своры перпендикулярно стенам зданий двигались громадные черные усы, выделяясь из общей массы форменной одежды.
— Это Пахан Родимый! — испуганно сообщил жене Крокозябл.
— Уйдем дворами, — обнадежила его леди. — Я тут все проходы изучила.
Крокозябл, спрыгнув с танка, подхватил ее и поставил на брусчатку. Жена посла, сбросив с ног туфли на высоких каблуках, устремилась босиком к ближайшей подворотне, увлекая за собой мужа…
Пахан Родимый, пыхтя сигарой, задумчиво смотрел на танковую гусеницу, распластавшуюся по проезжей части. Один из полицейских, глядя туда же, докладывал:
— Судья Пай Дай доставлен в больницу. Предварительный диагноз — алкоголизм…
— Об этом вся планета знает! — перебил подчиненного Пахан. — Конкретнее!
— Сотрясение головного мозга, плюс гематомы под глазами и в области затылка, — продолжил полицейский. — И ухо слегка надорвано. На две трети.
— Куда попал снаряд?
— На южной окраине недостроенный стадион. Там Крокозябл посадил свой бот. Вот снаряд в этот бот и попал. Теперь нет ни бота, ни стадиона. Там в баке бота топливо ракетное было. Оно и рвануло, как следует. Теперь мэр Джяна опять отмажется от обвинений в воровстве. Нет стадиона — нет доказательств.
— Откуда у судьи взялся снаряд? Насколько я знаю — танк был доставлен из Шмордона без боекомплекта.
— Хм, — хмыкнул полицейский. — Мы проверили: в механизме заряжания еще тридцать два снаряда имеются.
Пахан, выбросив окурок сигары в урну, распорядился:
— Позвони в службу эвакуации. Пусть пришлют сюда пару джактористов. У них есть такие специалисты. Они поставят гусеницу на место, а танк загонят во двор Управления. Все люки опечатать и выставить к танку охрану. Без моей команды никого к нему не пускать!
— А если судья придет за ним?
— Ты глухой?
— Понял, никого не пускать! — рявкнул полицейский. — А как быть с послом и его женой? Ловить?
— Не лезь в это дипломатическое дерьмо, — посоветовал ему начальник полиции Джяна. — Я сам их поймаю.
Полицейский убежал выполнять распоряжение, а Пахан Родимый неторопливой походкой направился в сторону городского пляжа.
Пока продолжалась вся эта полицейская работа, посетители ресторана, с интересом наблюдавшие за действиями стражей порядка, не обращали внимания на обедавшего за угловым столиком солидного носатого господина, одетого в приличный летний костюм. А зря!
Господин, до конца прожевав свиную отбивную, вытер губы салфеткой, и с таким видом, будто он зашел к себе домой, уселся за столик, недавно покинутый Крокозяблом. Нюхнув пустую рюмку, он допил уже остывший кофе из чашки посла, уверенно сунул руку вниз и взялся за ручку черного портфеля. Встав из-за стола, господин аккуратно задвинул стул, сошел с террасы на мостовую и неторопливо пошел хоть и в неизвестном, но явно жульническом направлении.