Сэм водружает на стол большую поношенную сумку. Сумка обвешена металлическими цепями, на застежке – большой серебряный крест. При его виде Рейзл инстинктивно ежится. Сэм этого не замечает, продолжая внимательно и безрезультатно копаться в сумке.
– Как жрать-то хочется, – говорит Сэм.
Рейзл достает свой обед и предлагает Сэм свою ложку.
– А что там у тебя? – спрашивает Сэм, указывая на термос.
– Чолнт[24], – говорит Рейзл.
Оказывается, гойты-готы обожают чолнт.
– Чили по-еврейски, – говорит Спарк.
– Смотри, там картошка. Это ирландско-еврейское рагу, – говорит Курт.
Сэм усердно работает стальной ложкой Рейзл, принесенной из дома. Остальные находят пластиковые приборы и присоединяются к пиру.
– Что это за сосиски? – спрашивает Курт.
Этого Рейзл не знает. Просто мамины кишке[25]: мука, жир, перец, паприка.
Они уплетают кусок за куском, нежное мясо с ребрышек, фасоль и ячменные семена, блестящие после готовки с мозговыми костями и золотистой картошкой, приправленные луком, чесноком и паприкой.
– А ты сама не будешь? – спрашивает Сэм.
Рейзл кивает, но она не уверена. Ей можно есть с ними? Можно при них произносить браху?[26] Разве это не то же, что молиться в метро, по дороге на учебу, анонимный давенер в окружении гойим? Нет, они все заметят, что она шевелит губами, может, решат, что она сумасшедшая, если она начнет читать благословение при них.
Так что Рейзл просто смотрит – пока они поедают ее обед, она поедает их глазами. На Сэм висит тяжелая цепь с ключами. Ее глаза обведены черным карандашом, но они сами мягкие, карие, светящиеся голодом. Ее волосы, выкрашенные в смелый иссиня-черный, гладко лежат на одном плече, другая часть головы коротко острижена. Под белой пудрой на щеках проглядывают веснушки, из-за которых она выглядит довольно невинно, а не как призрак.
В левой ноздре Сэм блестит сережка-гвоздик, а внизу по центру носа – колечко. В брови тоже металлические колечки, как шов в волосках, будто их слишком старательно выщипали. Когда Сэм открывает рот, чтобы проглотить еще одну ложку чолнта, Рейзл видит, что язык у нее тоже проколот.
В мире Рейзл есть только один вид прокола – в мочке уха, для бриллианта или жемчужины.
– Это больно? – спрашивает Рейзл, указывая на прокол в щеке Сэм.
– Не, – говорит Сэм. – Даже если больно, это не важно. Жить тоже больно. – Боль для Сэм не проблема. Может, это цель. – Бога же тоже прокололи, – говорит она, приглядываясь к Рейзл.
– Ты веришь в?.. – Сказать «Йойзла» Рейзл не может, потому что Сэм не поймет, но другое его имя, запрещенное, она тоже не смеет произнести.
– В Иисуса? Ну да, – говорит Сэм. – Нормальный парень. – И добавляет: – Хочешь, я тебя проколю?
– Ты сделаешь это для меня?
– Конечно, зай. Кроме клитора, – добавляет она. – Тут лучше найти профессионала.
Рейзл видела такие проколы. В интернете.
Ни в детстве, ни в подростковом возрасте Рейзл не знала слова, обозначающего часть, находящуюся в центре ее тела, – только «там». Дортн. Или «это место». Йене платц. Целая территория, источающая запахи и жидкости, – и без названия. А в интернете много-много названий, много-много мест. Там еще есть клитор. А на кожаной бусинке клитора иногда есть металлическая бусина.
– Будет больно? – спрашивает Рейзл как можно более спокойным голосом.
– Чутка, – непринужденно отвечает Сэм. – Зато потом тако-о-ой кайф. Оно того стоит.
– Ой, – слово вырывается изо рта Рейзл, Сэм смеется.
– Ты не сказала, как тебя зовут, девочка-ой.
– Рейзл.
Сэм снова окидывает взглядом Рейзл, на этот раз более внимательно.
– Вау. Это очень готское имя.
– Правда? – удивленно спрашивает Рейзл.
– А то. Бритва?[27] Да ты угроза обществу.
Рейзл не поправляет ее.
Рейзл принимает новое имя, а Сэм принимает ее – в длинной юбке, с длинными рукавами, явно отличающуюся от других студентов.
Впоследствии Рейзл часто садится с Сэм и ее друзьями в кафетерии, где они ничего не едят или, по крайней мере, ничего не покупают, потому что у них нет денег, а иногда – потому что кто-то приносит на обед риталин[28], а Рейзл – потому что у нее с собой кошерная еда из дома.
– Эй, Бритва, не осталось вчерашней грудинки?
Ее новые друзья принимают ее еду за доброту и не задают вопросов, когда Рейзл засыпает, положа голову на руки на столике в кафетерии. Они красят глаза черным в туалете перед началом пар и смывают макияж, прежде чем идти домой. Они знают, каково это – не вписываться.
24
Традиционное еврейское субботнее горячее блюдо, то есть блюдо на Шаббат, приготовленное из мяса, овощей, крупы и фасоли.