Куба, который распоряжался патефоном, обычно ставил пластинку, из которой звучал отрывок из пьесы Шекспира с монологом Гамлета. Из патефона звучал авторский голос исполнителя роли Гамлета — еврея по происхождению, что каждый раз, аж до тошноты, подчеркивала Гиза. Гордится своими выдающимися людьми каждый народ, а у евреев это чувство развито чрезвычайно сильно, потому что закладывается в сознание с раннего детства.
Самая интересная для меня минута наступала тогда, когда Гиза после завершения патефонного монолога надевала берет, закутывалась в темное покрывало, которое должно было заменить плащ, и, войдя в роль Гамлета, наследуя актера, с чувствами выговаривала: «To be, or not to be? Тhat is the guestion»… Смотреть на ее стройную фигуру, пылающие воодушевлением глаза, разбросанные вокруг бледного личика густые темные локоны, слушать ее звонкий, мелодичный голос было немалым удовольствием.
Глава семьи продолжал без устали ходатайствовать об американской визе. Каждый день он куда-то ходил по этому делу, даже раз или два ездил в польскую столицу Варшаву на прием в американское посольство. Оттуда Берко возвратился радостно возбужденный от пустых, как выявилось потом, обещаний. Импульсивная Нина каждый раз счастливым голосом сообщала соседкам окончательный срок выезда за океан, но в назначенное время возникали какие-то непредвиденные, малопонятные, мелкие препятствия и отъезд откладывался. Так он оттягивался, пока не пришла Красная армия. Тогда стало понятно, что никто уже в Америку не поедет. Западня для галицийского еврейства захлопнулась. Гиза с Кубой пошли в обыкновенную львовскую школу, а Берко временно смирился и стал искать себе работу, что было непросто.
После окончания польско-немецкой войны во Львове, кроме беженцев, накопилось еще и немало таких безработных, как Берко. Новая власть активно, почти насильно, вербовала их на шахты Донбасса и заводы Кривбасса, на социалистические, как галдели агитаторы, предприятия. То есть на предприятия, где отсутствует эксплуатация человека человеком, где трудящиеся сами руководят. Кто поддался агитации, того ожидало горькое разочарование: мизерные заработки, каторжный труд, дефицит самых необходимых потребительских товаров, необустроенность быта, отсутствие элементарного порядка. Завербованные галичане вскоре, бросая там все на произвол судьбы, дружно убегали назад. По этому случаю во Львове появился такой сатирический куплет:
Тогда среди львовян обговаривалось событие, как поддавшись агитации, а может, разузнать положение дел, в Донбасс поехал муж Ванды Василевской — известной тогда польской писательницы коммунистической направленности. Ее муж, по фамилии Богатко, был обыкновенным рабочим. Вернувшись из Донбасса, он любил посидеть в пивной, поговорить и за рюмкой порассказать о настоящей жизни рабочих в социалистическом раю. Однажды, когда Ванда Василевская уехала в командировку (говорили — специально уехала), в двери их особняка на улице Павликовского (теперь Грицая) позвонили. Богатко открыл дверь и тут же был расстрелян. Власти никак не отреагировали на убийство, никто не был задержан, нападающих не нашли, да и не искали. Демонстративное убийство Богатко достигло цели: беглецы из Донбасса прикусили языки. А кто этого не делал, того неукоснительно прибирало вездесущее НКВД.
Некоторое время Берко Шнэебаум колебался: ехать или нет, но здравый разум победил, и он не поддался донбасскому соблазну, хотя легко настраивался на переезды. В конце-концов ему как-то удалось устроиться на львовскую обувную фабрику, расположенную в районе Жовкивской улицы. Приспособиться к режиму работы фабрики вначале было тяжело: Берко любил утром поспать. Когда летом 1940 года «рабоче-крестьянское» правительство огласило крепостническое распоряжение, по которому рабочим не только запрещалось менять место работы, но и жестоко наказывали за пятиминутное опоздание, в доме Шнэебаумов утром начинался безумный, всем слышный гвалт. Из квартиры Берко выбегал, когда до гудка (начало и конец работы фабрика оповещала гудками) оставалось 10–15 минут.
На развилке улиц Городоцкой и Шевченко, ниже церкви св. Анны, тогда была трамвайная остановка. Берку, чтобы добраться до обувной фабрики, необходимо было сесть в пятый номер, который курсировал с вокзала через улицу Жовкивскую (теперь Б.Хмельницкого) до городской бойни. На остановке он заставал агрессивно настроенную толпу молодых людей, которые тоже опаздывали и кидались на трамвай как на штурм вражеской крепости. В ход шли локти, колени, а иногда и кулаки. Мягкотелому Берко сесть в переполненный пятый номер с первого раза не всегда удавалось. Должен был ждать следующий трамвай. За первое опоздание Берко получил выговор, потом второй с потерей прогрессивки. После третьего выговора прогульщиков ожидал так называемый товарищеский суд, с которым было не до шуток. Суд давал самое меньше три месяца принудительных работ.
— Мне говорили, что вы в совершенстве знаете город, — в отчаянии как-то обратился он к моему отцу, — покажите мне наикратчайший путь к фабрике. Ездить туда мне трамваем не выходит. На остановке собираются знакомые между собой мужчины. Для них я чужак и меня нагло отталкивают.
Отец наочно показал Шнэебауму пешеходный маршрут по крученым львовским улицам. С того времени Берко спокойно добирался на работу. Но мечта вырваться за границу не покидала семью Шнэебаумов, о чем пойдет речь далее.
Я уже обращал внимание, что за 21 месяц большевистского террора (1939–1941 гг.), вследствие арестов и четырех массовых вывозов населения на Восток, только в Галиции чекисты репрессировали свыше 400 тысяч лиц, а всего по Западной Украине — почти миллион. Аресту или выселению «за пределы европейской части» подлежали в первую очередь бывшие офицеры и их семьи, полицейские, работники юстиции, а также чиновники администрации, осадники (польские колонисты), беженцы, железнодорожники, лесничие, зажиточные хлеборобы («кулаки») и, конечно же, политически активная интеллигенция. Маховик тотальной чистки раскручивался все сильнее. Стало понятным, что вскоре чекисты через мелкое ситечко пропустят все западноукраинское население.
По утверждению некоторых исследователей (Я. Хонигсман), около 30 % от количества вывезенных составляли евреи. Под обухом террора НКВД очутилась и значительная часть польского общества. Но для ненасытного чекистского дракона и евреи, и поляки служили лишь приправой, так сказать, «гарниром» к основному блюду. Не подлежало сомнению, и это показал последующий ход событий, что в Западной Украине для советской репрессивной машины с первого до последнего дня ее палаческой деятельности не было более важного и грозного противника, чем украинский «буржуазный» национализм. Националистом большевики называли каждого украинца, кто хоть как нибудь выступал против русификации (омосковления). На самом деле националист — борец за равноправие наций; настоящий националист признает право всех наций иметь собственное государство. Идеология освободительного национализма — честная и справедливая, она неотъемлемая составная демократических убеждений. Освободительный национализм — это идея, свобода и действие нации, направленные на построение государства на своей этнической территории. Базовым постулатом освободительного национализма является лозунг: «Свободу народам! Свободу человеку!».
Конечной целью этнических процессов при советском социализме должно было стать создание нового общества — русскоговорящего «советского народа». Опираясь на новые догмы марксизма-ленинизма, Москва теоретически обосновала проведение старой империалистической политики ассимиляции украинцев. В будущем для торжества коммунизма украинцы должны были полностью слиться с «великим русским народом». А кто выступал против этого, то был националистом, да еще и «буржуазным», и подлежал уничтожению. К слову, российского «буржуазного» национализма чекисты не замечали. Таким образом, так называемый советский интернационализм был ни чем иным, как соединение лжи, хитрости и лицемерия, что имел целью расширение пространства для российской нации. Другие народы, в частности украинский, должны отречься от родного языка, выбросить свою национальную культуру, народные обычаи, забыть собственную историю, присоединится к российской нации и ассимилироваться. На практике советский интернационалист — человек, который нарушая Божьи и человеческие законы, утверждает верховенство господствующей российской нации или свое желание быть батраком, помыкателем на службе у завоевателя.