Шоаррский грипп (СИ)

Корделия:

— Ну как же так? Как же так? Можно сказать, сотрясение основ, ниспровержение догм. В этом принимало участие все прогрессивное человечество. Лучшие умы, правозащитники, апологеты либеральных свобод.

От таких слов бедная Эклермонда впадает в ступор. Кеша с нежностью поглядывает на Мартина и пытается об него потереться. Мартин бросает на него свирепый взгляд.

Мартин (по внутренней связи):

— Покороче юбку не мог надеть?

Кеша (по внутренней связи):

— А надо было? Я самую клевую выбрал. Смотри, как формы подчеркивает.

Мартин (по внутренней связи):

— Ага, особенно твою ХУ-модификацию.

Кеша (вслух):

— У-у, противный!

Прикусывает пальчик. Мартин страдальчески морщится. Кеша выдергивает из веночка ромашку и начинает гадать.

Кеша:

— Любит, не любит, плюнет, поцелует, на х** пошлет, к сердцу прижмет…

Мадам Романович икает.

Мадам Романович:

— Это вы на него такую… такую программу поставили?

Корделия:

— Ну какую программу? Это не программа. Это у него самосознание пробудилось. Разум! Ты, подруга, слово такое знаешь?

Неожиданно до мадам Романович начинает что-то доходить.

Мадам Романович:

— Так он бракованный, что ли? Он же… он же меня покусает! Хватайте его, держите! Он бешеный! Надо вызвать полицию!

Вскакивает и начинает метаться. Правда, как-то неубедительно.

Мартин (по внутренней связи):

— Да-а, теперь я понимаю, в кого ты такой… разумный.

Кеша (по внутренней связи):

— Че б ты понимал? Моя вон уже из четвертого замужа вышла, а твоя, от большого ума, так и будет сидеть с тобой и сорока кошками.

Мартин (по внутренней связи):

— Почему с кошками?

Кеша (по внутренней связи):

— Ну с киборгами. Какая разница? Ты давай, не пяться. Мы с тобой лубофф изображаем. Трагическую.

И нежно льнет к Мартину. Склоняет голову ему на плечо. Мартин прилагает усилия, чтобы не отпихнуть наглого «венценосца». Мадам Романович наконец это замечает.

Мадам Романович:

— Ой, а что это они делают?

Корделия:

— А это у них любовь. Понимаешь, подруга, когда у Кешеньки… то есть, у Пуси, проснулось самосознание и он гендерно самоидентифицировался, к нему пришла любовь.

Мадам Романович (указывая на Мартина):

— Так он тоже… того?

Мартин сопит. Корделия исподтишка показывает ему кулак.

Мартин:

— Чего того?

Корделия:

— Мартин, ты давай, не безобразничай. Понимаешь, подруга, Мартин еще окончательно не определился. Но он близок… очень…

Кеша (еще теснее прижимаясь к Мартину):

— О да, он так близок. Мур-р…

Мартин (по внутренней связи):

— Нет, я тебя не сразу убью. Я тебе конечности отрывать буду. Медленно, по одной. Начну с самой зловредной.

Кеша (по внутренней связи):

— Это с какой? Расскажи. Медленно.

Корделия:

— Ну как я могу разделить эти два любящих сердца? Кто способен на такую жестокость? Вы только посмотрите на них. Как они прекрасны! (Грозно своей собеседнице) И вы хотите их разлучить? Вы, жестокая, бессердечная, хотите обречь их на страдания?

Мадам Романович (пристыженно):

— Но я… нет… я не хотела. Я же не знала. Но как же договор? Мой адвокат сказал…

Корделия:

— Договор действителен только в том случае, если киборг неразумен. А на разумных киборгов его действие не распространяется. Если вы попытаетесь изъять Кешу, то есть Пусю, как обычное имущество, вы нарушите шестой подпункт Билля о правах разумных киборгов. Вы слышали что-нибудь об ОЗК?

Мадам Романович (растерянно):

— Об ОЗК? Нет. Это… это новый бренд такой? Дом моды?

Корделия:

— Типа того, а главный модельер там Кира Гибульская. Весьма неприятная и скандальная дама. Не советую вам с ней связываться. Кстати, у меня с ней назначена онлайн конференция. Хотите принять участие?

Мадам Романович (окончательно запуганная):

— Может не надо?

Корделия решительно набирает номер. Слышится гудок вызова, затем разворачивается вирт-окно и в нем возникает Кира. Суровая, непреклонная, полная благородной правозащитной ярости.

Корделия:

— Кира, дорогая, позвольте вам представить нашего оппонента.

Кира (сквозь зубы, с революционным презрением):

— Это и есть та богатенькая нимфоманка? Растлительница малолетних?

Корделия:

— Она самая. Заявляет права на нашего Кешеньку, нашего уникального, единственного и неповторимого. Утверждает, что его зовут Пуся. Хочет лишить его права на гендерную самоидентификацию.

Кира:

— Что? Посягательство на права пробудившейся киберличности?

Мадам Романович (затравленно):

— Да я… Нет! Но как же… Я не хотела!

Кира устремляет на нее праведно-осуждающий взгляд.

Кира:

— Когда вы в первый раз воспользовались своей покупкой по назначению?

Мадам Романович беспомощно смотрит на Корделию.

Корделия (переводит):

— Ну когда у вас это… шурум-бурум было?

Мадам Романович:

— Чего?

Корделия:

— Многочлен когда разложили?

Мадам Романович:

— Чего?

Корделия:

— Салат настругали? Простыни помяли?

Камилла (из-за дивана):

— Когда первый кекс испекли?

Мадам Романович:

— А-а, поняла. Ну так сразу. Как упаковку сняла, так и… употребила. А что?

Кира (замогильным голосом):

— С несовершеннолетним, значит. Задолго до возраста согласия.

Мадам Романович:

— Так ведь он же… как бы… не человек.

Кира (грозно поднимаясь из-за стола):

— Он живое, разумное существо, обладающее всеми правами, записанными в Декларации.

Мадам Романович:

— Так я же не знала!

Кира:

— Это не освобождает вас от ответственности. Более того, ваша вина усугубляется тем, что вы вынудили это разумное существо идти против своей природы, вынудили его заниматься тем, что ему глубоко противно.

Мартин (по внутренней связи):

— Тебе было противно?

Кеша (по внутренней связи):

— О, еще как! Я очень страдал.

Кира:

— Только когда он осмелился заявить о своей разумности, он смог заявить и о своей истинной ориентации. О своей потребности быть самим собой. Никто не вправе навязывать живому, разумному существу понятие так называемой «нормы». Каждый имеет право быть тем, кем хочет. Даже… тараканом.

В вирт-окне появляется рыжий киборг с раскрашенной битой. Высыпает Кире на стол пригоршню вышеупомянутых насекомых.

Лаки:

— Дай шоколадку!

Чья-то рука выволакивает Лаки из кадра. Кира стряхивает тараканов со стола и вновь принимает грозную судейскую позу.

Кира:

— Таким образом, мы намерены подать на Эклермонду Романович в суд по обвинению в растлении малолетних, что карается по статье УК Федерации до 20 лет строгого режима.

Мадам Романович бледнеет.

Мадам Романович:

— Какой суд? Зачем в суд? Не надо суд! Я все оплачу.

Корделия:

— Спасибо, Кира. Дальше мы сами. (Сворачивает вирт-окно). Ну, что будем делать?

Мадам Романович:

— Я… я предлагаю договориться.

Корделия:

— Ну я даже не знаю. Дело такое… щепетильное. Акт растления происходил на регулярной основе, причем при свидетелях. С участием этих свидетелей.

Камилла (из-за дивана):

— И свидетели эти молчать не будут!

Мадам Романович:

— Камилла, ты, что ли?

Камилла (высовываясь):

— А кто меня нищебродкой обозвал? Типа, у меня лабутены в тон “Ламборджини” не попадают. Я тебе все припомню! Все расскажу. С подробностями. Я еще и покажу! Вот (указывает на Кешу) прямо на нем и покажу.

Корделия:

— Тоже с подробностями?

Мадам Романович окончательно сломлена.

Мадам Романович:

— Я… готова аннулировать иск и заплатить за моральный ущерб.

Корделия:

— Ну, я не знаю… Надо подумать. Посоветоваться. Зависит от суммы. Детские травмы, знаете ли, они ведь лечения требуют. Сеансы групповой терапии, пятна Роршаха, душ Шарко. Но… сто тысяч, я полагаю, на лечение детских травм хватит.