Успевает услышать, отпрыгнуть, зажмурился что было сил, огляделся. Выйдет ли перебраться через препятствие? Туман клубится, ветки острые того и гляди вопьются под кожу. Опасно.
Но пути иного лет. Вынуждают обратно вернуться, на Границу, на поляну, где ждет Листвен, а дальше не пустят. Да разве сейчас время спрашивать разрешения? Да разве у тех разрешения спрашивают?
– Где Эрле?! – кричит.
Тишина в ответ, и только сосны скрипят, все норовят уронить вторую позади первой.
Прямо на влажной грубой коре чертит еще одну руну. Чтобы и этот морок изгнать. Чтобы дальше пройти.
И идет: сквозь туман, почти наощупь, выставив руки вперед, защищая лицо и глаза. Но ничего в глаза и лицо не лезет, словно навредить не думает, только напугать, заставить отступить. Но видит: не напугает, не заставит. Некуда отступать.
– Эрле! – кричит. – Я иду!
И в самом деле идет.
Только вдруг тропа кончается, а вместо тропы – поляна черная, вокруг костры да пепелища разложены, да божок стоит деревянный, идолище с крестом в руках. Смотрит в упор глазами деревянными, пальцами узловатыми перебирает, рот черный скалит.
– Не ходил бы, – говорит божок. – Не искал беды.
– Я не беды ищу, – отвечает. – Я к Эрле пришел, а его на месте нет. И не отзывается он. Говорят, что Эрле меня прогнал. Но такого быть не может!
– С чего ж не может? – спрашивает божок. – А ну как надоел ты ему.
– Эрле мой друг! – так разозлился, что ногой топнул, выбивая в воздух клубы пепла. – Друзья не могут надоесть!
– Друг? – скалится божок. – Глупый человечишка.
– Может сколько вздумается меня оскорблять, да только я все равно вперед пройду!
– Так ты иди, – говорит божок, и с места не двигается, вместо ног у него деревянная чурка, до середины в землю ушедшая. – Иди.
Идет.
Бежит.
Плетется.
Выходит на одну и ту же поляну. Какую тропу не выбери, все морок обратно к божку приводит. А тот скалится, смеется.
– Знаешь, – говорит. – Откуда я тут взялся? Меня люди привели да оставили. Такие же как ты. А ныне такие же как я тебя сюда привели. И оставили. Будем вместе тут стоять. Скучно мне!
– Уж извини, но я тебя развлекать не буду. Мне к Эрле надо. Он меня ждет.
– Если бы ждал, ты б вышел давно! – усмехается божок.
И то верно.
Замирает, смотрит в небо. Серое, сумрачное, туманом затянутое, даже морось дождя прекратилась, только ветер мерзлый лезет под куртку. Смотрит – пусто. И деревья не шевелятся. Ветер есть, но ни листочка не колышется. А откуда-то издалека – крики вороньи.
Вдруг думает: хотели бы, напали бы уже. Когтями в волосы вцепились, клювами глаза достали, перьями рот набили, на дороге бросили. А они лишь кружили да наблюдали. Так, может, не враги они, вороны-то?
Эрле всегда из всех обитателей Леса ворон больше всех привечал. Понимал их язык и всегда кормил. Разговаривал с ними.
Вдруг вороны приведут его к Эрле?
Поворачивается к божку, смотрит в глаза дубовые, говорит спокойно:
– Жаль мне тебя. Судьба приведет – свидимся еще. Я тебя не забуду.
И делает шаг в сторону, с какой вороны кричат. На полпути останавливается, шарф с шеи стаскивает, длинный, красный, и на божке завязывает.
– Это чтобы мне помнить, а тебе – зиму переждать, – серьезно говорит и вперед – в чащу.
И в самом деле падает морок, вновь из тумана проливается ручьем тропа, черная, влажная, и зрение проясняется, все ясное и прозрачное вокруг. Дождя нет, тишина пронзительная, жуткая тишина. Ни листик с дерева не падает, ни сосна не скрипит.
Только вороны кричат.
Идет – и чувствует, не надо больше идти. Стоит тут остаться и прилечь. Прямо на тропе. Собрать из листьев себе постель мягкую и подушку удобную, в небо смотреть, как оно серым платком на лицо опускается, и дремать… До первых звезд.
Только опускается на землю, глаза закрывает, как чувствует – хлопают крылья, глаза блестят, когти в одежду впиваются, клювы щелкают. Вороны стаей налетели, и вперед тянут, тянут, остановиться не дают.
Спотыкается, еле ногами ворочает, а потом вспоминает вдруг:
– Эрле!
И вперед идет, торопится. Только по вороньему крику и ориентируется. Жалеет, что дома оставил телефон, карту, все, что было из той, обычной, повседневной жизни, от которой сбегал к Эрле снова и снова.
Всегда казалось: с Эрле как в сказку попадаешь. Только вот сказка выходит страшная.
А вороны ведут вперед, кружат над головой, все норовят схватить за одежду или в волосы вцепиться снова, только отпускают, делает пару шагов свободно, замедляется – так они тут как тут. Потому припускает быстрее, чтобы воронам повода не давать, да и сердце сжимается в груди. Что-то с Эрле случилось, что-то плохое, очень плохое, а что – вообразить страшно.