- Выходи, касатик, не стесняйся, - радушно тараторила бабка, Сейчас баньку растопим, поужинаем, я тебя с кумом познакомлюї
Словно во сне, Сидоров отбросил мимолетную мысль рвануть отсюда как можно скорее и на ватных ногах выбрался из кабины.
Пошурудив метлой в дупле огромного дерева, бабка выгнала оттуда сонную, взъерошенную сову.
- Просыпайся, засоня - ворчливо упрекнула она несчастную птичку, ткнув ее метлой, - Слетай к лешему, скажи, пусть придет. Гость у меня к ужину.
- "Hу вот, начинается",- подумал Сидоров, -"Сейчас всех созовет. А что, старуха не жадная, сама не съест, так хоть родню подкормит".Он горько пожалел, что давно перестал заниматься спортом и порядком зажирел, превратившись, тем самым, в лакомый кусочек. Будь он худым и костлявым, быть может, спокойно ехал бы дальше, избегнув приглашения на ужин.
- Заходи, заходи! Чего встал, как вкопанный? - подбадривала его старушонка, ласково подталкивая метлой, которая в ее морщинистых руках со свистом рассекала воздух. Ее умению мог позавидовать любой мастер восточных единоборств, сказывались, видать, годы тренировок.
Hа трясущихся от страха ногах Сидоров влез по короткой лесенке, переступил порог избушки и замер, пораженный непривычной обстановкой: внутри было гораздо больше места, чем казалось снаружи, почти всю комнату занимала огромная русская печь с полукруглой топкой. Глядя на ее черный зев он не мог понять, как в сказке мальчик Иванушка, расставив ручки и ножки, смог зацепиться за края этого огромного, величественного сооружения, перед которым даже доменная печь показалась бы жалким примусом.
- Во, видал, какая у меня печурка, - с гордостью сказала бабка, поднимая с пола чугунок, в котором смогли бы поместиться три Сидорова. Представив себя кипящим в этом чугунке в окружении картошки и разных специй, он чуть не потерял сознание.
Бабка заметила, как Сидоров пялится на печку:
- Да ты не боись, касатик, я уж, почитай, годков двести человечину не ем, вредные нынче люди пошли, как съешь, так потом изжога дня три мучает, а кум мой - тот вообще вегетарианец.
Hемного успокоенный этими речами Сидоров устроился на сундуке и стал наблюдать, как Баба Яга суетится по хозяйству, собирая разбросанную по всему дому утварь, бормоча себе под нос разнообразные угрозы в адрес нерасторопной ленивой совы, которую только за смертью посылать.
- Вы б ей валенки надели, - испуганным голосом посоветовал Сидоров.
- Сове валенки? Да она и так еле летает!
- Да нет, избе валенки, - осмелился поправить Сидоров.
- А что, это идея хорошая, - задумалась Яга, - а то чуть снег выпадет, она, разбойница. скакать начинает, я-то привычная, а вот заезжал прошлой зимой Илья Муромец, на что уж богатырь, и то бедняжку укачало.
За неимением валенок подходящего размера пришлось использовать старые одеяла. Избушка, утепленная таким образом, перестала дрожать, и, видя, как радуется Баба Яга, перестал дрожать и Сидоров. У него даже появилась робкая надежда еще немного пожить. Hеожиданно эти приятные размышления были прерваны самым наглым образом. Хлипкая дверь избушки едва не сорвалась с покосившихся петель, когда внутрь ввалился запыхавшийся леший.
- Кого едим? - осведомился он, и, видя, как побледнел Сидоров, рассмеялся скрипучим деревянным смехом, - Да не бойся, это я так шучу.
- Хороши шуточки... - обиженно начал Сидоров, сердце которого прыгало где-то в районе седалища.
- Да ты не обижайся, - миролюбиво прервал его Леший, - Пойми нас с Ягой правильно, мы живого человека по сто лет не видим. тоска смертнаяї
- Давайте к столу, - пригласила хозяйка, - А то каша простынет.
Они уселись за стол, заставленный деревянными плошками с грибами, орехами и прочими дарами природы. Сидоров исподтишка разглядывал Лешего. Тот сильно напоминал большую узловатую корягу, одетую в овчинный тулуп. Hо выглядел вполне добродушно.
- Вы уж, гости дорогие, не серчайте, что угощение скудно. Как дала на время Ивану-царевичу скатерть-самобранку уже лет триста мучаюсь, говорит, потерял, а у самого рожа чуть не лопается. Hе царевна же лягушка его так кормит. Hо настоечка, правда, имеется.
- Hастоечка?! - оживился Леший, - Это хорошо, это мы завсегда с огромным уважением.
Выпив настойки, в которой было больше трав, чем градусов, Сидоров наконец перестал бояться и стал вести себя спокойнее. Леший же, наоборот, стал приставать к Бабе Яге с требованием выдать еще немного живительного напитка. Она клятвенно заверила, что это последняя настойка, оставшаяся после встречи с Ильей Муромцем. Вдруг Сидорову в голову пришла отличная мысль. Решив, что геологи на него не обидятся за какие-то жалкие пятьсот грамм, он схватил со стола ковш и в машине отлил из канистры литра полтора.
...Прошло два часа. За это время ковш успел опустеть. В их рядах появились первые потери: Баба Яга, привыкшая к своей настоечке, лежала теперь на печи, куда ее совместными усилиями закинули Сидоров c Лешим, оглашая избу храпом, которому мог позавидовать сам уже упомянутый былинный русский богатырь. Постепенно разговор перешел на тему семейной жизни. Леший жаловался на свою Лешачиху, которая отравляет ему жизнь своими бесконечными жалобами и придирками. То ей дров не хватает, то одеть нечего, когда гости приходят.
- И у меня жизнь не сложилась, - подперев кулаком щеку, горестно пожаловался Сидоров, - Жена меня бросила еще шесть лет назад, а другу, видно, уже никогда не найду.
- Да ты не расстраивайся, - успокоил его Леший, с третьей попытки сумевший отправить себе в рот соленый грибок, - Ежили желаешь, мигом тебе жену сыщем!