— Да какая ж она свежая?! — Удивился Боевой, пыхча поднимаясь на дорожную насыпь, — От шестого числа ж. Мне ее Федотыч на самокрутки отдал.
— На самокрутки… — протянул я задумчиво, но весело, — здесь курят самокрутки!
А потом бросил газету обратно и соскочил с подножки.
— Игорь, — закричал мне вслед Боевой, — тебе мож плохо? Мож голову от солнцу-то прихватило?
Постепенно понимая, что происходит, я обежал кузов самосвала сзади, бросил взгляд на дорогу.
Трасса Армавир — Отрадная, была немного уже, чем буквально… буквально мгновение назад, когда я ехал к Красной на маршрутке. Узкая, и никакой разметки. Эта дорога — единственная жила в эти времена, соединяющая город Армавир с Красным сельским поселением.
— Я умер, что ли? Или все это, вся моя жизнь оказалась дурным сном под этим тополем?
Я глянул на могучее дерево, что тянулось к небу. В его зеленой листве шумел ветер.
— Ты что распрыгался, как кот молодой? Чай не март! — подошел Боевой.
— И не январь, — весело сказал я. — Что стоим-то? И куда едем?
— Ты что, молодой, — удивился он, — память растерял? А точно не пил, пока я не вижу? Да вроде, — он сделал вид, что всматривается мне в глаза, — вроде трезвый. Альку, вон, прошел, с ее стаканным медосмотром, — рассмеялся Боевой.
— Да нет. Нормально все, — я отмахнулся, — что-то припекло и головой, видать, ударился.
— Головой, значить, — скривил он губы, — ну ладно. А сейчас как? Болит голова?
— Не болит, Боевой, — улыбнулся я, — не переживай ты.
— Хорошо, что не болит, — облегченно сказал старик, — а ехали мы в Армавир, в шарашку одну. Там запчасти надо выписать.
Я задумался. Похлопал по нагрудному карману рубашки и вынул оттуда свернутую желтоватую бумажку. Развернул. В путевом листе и правда значился пункт назначения: город Армавир, улица Розы Люксембург двести тринадцать.
— А списки запчастей все у меня, — Боевой тоже похлопал себя по карману пиджака, — вот только никуда мы теперь не поедем. Встала, эта зараза старая, — сплюнул он и добавил матом, указал на ГАЗ, — че-то коробка завыла. Скорости перестали вставляться. А потом она к-а-а-а-а-к хрустнет, и все. Стали как вкопанные.
— Значит, нам надо в гараж, — сказал я решительно, — ремонт произвести.
— И лупки от завгара получим. Он уже неделю злой, как голодный телок ходит. Матюкать нас будет, на чем свет стоит.
— А что злится-то?
— Да запчасти все ждали, дождаться не могли. А тут вот они! А мы с тобой встали. Значить, — он пожал плечами, — не будет снова запчастей.
— Ничего страшного, — хмыкнул я, — с завгаром, с Федотычем, — вспомнил я его имя, — я как-нибудь управлюсь. А машина без ремонта с места не двинет.
Это было странное, почти забытое чувство, которое однако, быстро обуяло меня, и я тут же его принял. Это было чувство шоферской свободы. Получил поручение, и крутись как хочешь. Все только в твоих руках. Я с такой радостью проникся этим, что тут же загорелся желанием вытащить нас с Боевым из передряги.
— Мда. Ну мы на полпути до Армавира стали. До станицы километров десять. До гаража все пятнадцать.
— Ну и ладно, — пожал я плечами, — Сиди, Боевой, здесь. А я за помощью пошел.
— Чего? — выпучил он глаза, — вдаль такую?
— Ну а что еще делать? Если никто не проедет из наших, так будем куковать до ночи, пока не хватятся. А так, может, встречу кого по пути. А может, — я хлопнул Боевого по плечу, — ты встретишь. Тогда меня по дороге подберете.
— Хм. Ну как знаешь, — пожал он плечами.
— Ну тогда бывай, Боевой, — я достал из кармана кепку-пирожок, отряхнул об колено, — не безобразничай тут.
Когда я отошел от машины метров на десять, меня словно осенило. Это ж Боевой! Как его одного оставлять?!
Вернувшись, я немедленно застал его в кабине, занюхивающим собственный рукав.
— Боевой, — запрыгнул я на подножку, — ты че тут делаешь?
— А че я делаю?! — Обратил он на меня перепуганные глаза, а сам спрятал что-то за полой пиджака.
— Чекушку, что ли, прячешь? Ммм?
— Да ничего я не прячу! — Обиделся он, — с чего ты взял?!
— Так, — я строго поджал губы, — не надо. Знаю я тебя. Я сейчас отойду, а ты пьянствовать будешь. Напьешься — уснешь! И машину пропустишь!
Строго посмотрев на Боевого, я протянул ему ладонь.
Он непонимающе посмотрел на руку, потом с какой-то опаской на меня. Проговорил:
— Чего?
— Чекушку давай.