И Травину, считай, повезло: в только что открывшихся торговых рядах возле Кремля он встретил Дмитрия Пахомова, бывшего денщика штабс-капитана Травина, который, увидев бывшего воспитанника, тут же зазвал его к себе. Пахомовы жили в большом пятистенке в московском районе Сокольники, неподалёку от тюрьмы, Дмитрий занимался поденщиной, а Нюра, его сестра, подрабатывала прислугой. В жилой части дома были три комнаты, дядя Митяй, как его звал Сергей, готов был потесниться, лишь бы сынок штабс-капитана жил под боком. Нынешний Травин тёплых чувств к воспитателю юного Сергея особо не испытывал, лишь по прорывавшимся изредка воспоминаниям знал, что человеком Дмитрий был порядочным, к Серёже Травину относился хорошо. К тому же армейское братство – не пустой звук для тех, кто служил, и молодой человек не стал Пахомова разочаровывать. Переехал, как только смог.
Уплотнять Пахомовых Травин не хотел, правда, был просторный чердак, но жить там можно было только летом. Решение, тем не менее, нашлось. В смежном помещении, сложенном из таких же брёвен, хозяева держали всякую рухлядь. В итоге старые вещи отправились в сарай, холодную часть Сергей с дядей Митяем за два месяца подправили, утеплили, настелили полы и потолок, вставили окна, засыпали стены опилками и разделили перегородками, благо подотдел благоустройства, где Травин тогда работал, выделял материалы от пришедшего в негодность старого жилфонда. В доме появились просторная кухня и ещё две комнаты, в одну из которых, ту, что побольше, Сергей и заселился. Денег с него хозяева брать не хотели, хоть Травин и готов был платить.
– Даже и не сумлевайся, – сказал Пахомов на возражения молодого человека, – от нас не убудет. О деньгах не думай, чтобы я с тебя хоть копейку взял, да лучше сразу придуши, ты ж мне как родной сын. Будешь жить как у Христа за пазухой, мы, чай, не обеднеем и за тобой приглядим.
Сергей старался в долг не жить, ремонтировал дом, перестилал крышу, даже водопровод сделал из железного бака, занесённого на чердак, с работы притащил допотопный электрический насос, который с гудением качал воду из колодца, просаживая напряжение во всей округе.
Вторую комнату, поменьше, Пахомовы сдали, в ней поселился пожилой мужчина, нелюдимый и тихий, по имени Василий Федякин. Федякин работал слесарем на заводе электроприборов и мог открыть любой замок. Возможно, он как раз этим занимался в свободное время, но милиция к нему не наведывалась, барыги – тоже, платил за комнату он всегда вовремя, исправно и по договорённости, а не по расценкам жилконторы. Правда, иногда сильно поддавал, но даже в таком состоянии не шумел и компаний не приводил.
В зиму двадцать пятого Пахомов простудился, заболел и быстро превратился из румяного жизнерадостного человека в высохшую развалину. Работать он больше не мог, Травин хозяйке отдавал каждый месяц двадцать рублей, та брала, настрого запретив говорить об этом своему брату. К двум червонцам прибавлялись расходы на врача из исправдома и на лекарства, а теперь и на сиделку.
– Ты представь, дядя Митяй, кого я встретил сегодня, – сказал Сергей, зайдя к больному в комнату. – Ни за что не угадаешь.
Пахомов сидел в кресле, глядя в окно и сжимая подлокотники. Боли в животе и груди то стихали, то возвращались с новой силой. При виде бывшего воспитанника он оживился.
– А ну-ка, кого?
– Дядю Николя.
Сергей постарался говорить о родственнике как о незнакомом человеке, так, как советовал доктор Зайцев. Резкая боль, стреляющая в голове при любом воспоминании о событиях до контузии, нахлынула и прошла мимо.
– Это барона Гизингера, что ли? – мужчина нахмурился. – Вот уж батюшка твой не любил его, и за дело. Никудышный человек Николай Леопольдович, сам увязнет и других за собой утянет. Узнал тебя?
– Думаю, да. Но виду не подал.
– Значит, опять свои делишки проворачивает, – Пахомов сплюнул, – ох и паскудный тип, уж как он у тётушки твоей, Варвары Львовны, выманил бумаги ценные да закладную на имение. Ты-то тогда совсем мальцом был, не помнишь, ведь проиграл, подлец, всё подчистую. А казну полковую растратил аккурат перед восстанием, да. Повезло ему, что большевики к власти пришли, грешки старые спустили. Денег попросит – не давай. Опять колоть?
Травин набрал в шприц смесь морфия с лекарством, кивнул.
– Поспишь немного.
Он взял руку больного, постучал по выступающей вене пальцем и ловко воткнул иглу.