– Как появится, ко мне, – начальник посмотрел на окурки, вздохнул и поспешил к себе в кабинет.
Пыжиков злорадно осклабился, своего сменщика Сергея Травина он не любил, было за что.
Держался этот Травин с начгаром вась-вась, потому и отписывали ему бензин, шины и прочее без очереди. Поговаривали, что у Коробейникова кто-то из родни в Гражданскую вместе с ним воевал, сам Пыжиков в это время в силу юного возраста мирными делами занят был, но считал, что бывшие заслуги никаких преимуществ давать не должны. А ещё Травин на самокате блестящем ездил производства итальянской фирмы «Леньяно», дорогом, не иначе как с нэпманов три шкуры за проезд драл и контроля не боялся.
Пыжиков встал так, чтобы не пропустить появление сменщика, что было делом нетрудным – ростом Сергей был под два метра, телосложением походил на борца цирка, такую громадину даже в тусклом свете, падающем через грязные стёкла и закопчённые колбы ламп, разглядеть не составляло труда. Поэтому, когда тяжёлая рука опустилась на его плечо, шофёра чуть кондратий не хватил.
– Чтоб тебя, Серёга, – он едва поймал руками окурок, чудом не испортив куртку, и обжёг пальцы. – Где ты так подбираться навострился, шпиён хренов. Опять опоздал, когда машина готова будет?
– Какой-то ты нервный сегодня, Пыжиков, – Травин развернул Семёна, продолжая держать его за плечо, – машину вон, Лаптев готовит, глаза разуй.
И действительно, «рено» стоял в ремзоне, техник маслёнкой загонял в колесо смазку. И тут Травин обходил Пыжикова, давал техникам каждую неделю пятёрку сверху, те и рады были стараться. Семён сплюнул, что со сволочи взять.
– Тебя Коробейников искал, злой как чёрт, – мстительно сказал он. – За опоздание вставит тебе по первое число.
– Да я уж вижу, вон Сима бежит, – равнодушно сказал Сергей.
Действительно, машинистка из гаражного управления, Серафима Олейник, симпатичная кареглазая брюнетка лет тридцати, искала именно его. И это было ещё одной вопиющей несправедливостью, на молодого и здорового комсомольца Пыжикова Сима не обращала никакого внимания, а на контуженного на всю голову беспартийного Травина чуть ли не вешалась.
– Алексей Семёнович вызывают, что ты опять натворил? – Серафима говорила быстро, чуть картавя, и двигалась так же стремительно.
– Раз вызывают, идём, – Сергей не торопясь пошёл за Симой.
– Опять с Пыжиковым поцапался?
– Есть такое дело. И за что он меня не любит, я ведь со всей душой…
Машинистка была девушкой миниатюрной, и Травин быстро её обогнал.
– Ты зря с Семёном связался, он тот ещё кляузник, хоть и комсомолец, напишет жалобу прямо заведующему подотдела Гантшеру. Да постой ты, дылда, дай дух перевести.
– Что, Коробейников рвёт и мечет? – Травин не остановился, но шаг замедлил.
– Красный весь, наверное, опять с женой поцапался.
– Ну вот скажи, почему я из-за его жены должен страдать, – они остановились перед дверью с бронзовой табличкой. – Красный, говоришь?
Сима кивнула, пытаясь отдышаться, Травин толкнул створку и зашёл в кабинет начальника. Коробейников сидел за столом и с тоской смотрел на почти пустую пачку папирос, врачи велели бросить это пагубное для здоровья увлечение, но работа не позволяла. Наваленные по всей поверхности бумаги были припорошены пеплом.
– Садись, Серёжа. Что же мне с тобой делать, а? Месяц как шоферишь, и уже четыре жалобы, – начальник гаража легонько стукнул ладонью по столешнице. – Ты мне скажи, где твоя пролетарская сознательность?
– От пассажиров кто приходил? Или контролёры?
– Нет, этого не было. Свои обижаются, вон Пыжиков того и гляди донос сочинит. А Сидоркин? Сколько ты его будешь доставать?
– Это который инвалид империалистической и водку на рабочем месте глушит?
– Ты мне ваньку не валяй! Знаешь, об ком речь.
– Так ты, Семёныч, сам рассуди, мне колесо было нужно срочно, а этот гад сидит, чавкает, из стакана рыковку отхлёбывает, смотрит свысока, ну я его слегка и приструнил. Он кладовщик или где?
– Приструнил? – Коробейников аж привстал со стула, краснота мигом вернулась на щёки. – Да он потом по стенке ходил неделю, а в твою сторону даже взглянуть боится до сих пор. В профсоюзную ячейку на трёх листах роман бульварный настрочил почище Жорж Санд.
– Но с тех пор ведь не жалуется?
– Так, значит, считаешь, если Сидоркина доконал, то и других можно? А работать у меня кто будет? Я тут начальник, – начальник долбанул кулаком по столу, – и я решаю, кого и как воспитывать.
– Уволюсь к чёртовой матери, – пообещал Травин. – Уйду обратно в мастерские, на прежнее место завскладом. Там мне сейчас зарплату больше обещают, и уважение, и комнату в новом доме со всеми коммунальными удобствами. Свирского, который на меня хотел недостачи списывать, посадили, сволочь такую, за растрату, так что не жизнь меня там ждёт, а малина.