– Не надо было хрюкать, – поймал указательный палец Непролевайки Ричард Ишбулдыевич, – надо было сразу стрелять на поражение! Мы в ГРУ никогда не хрюкали!
– Кто хрюкает?! – вырвал палец Непролевайко и чуть не упал, потеряв равновесие, – ты сам-то где служил?!
– Братухи! Кончай между собой ссориться, – поднял фуражку Непролевайки Жоржик, – пошли лучше к нефтяному институту очкастых дистрофиков бить.
Над Гдовым летчики дежурного звена доложили на землю, что наблюдают спортивный самолет типа Як-12 белого цвета с темной полосой вдоль фюзеляжа. Земля промолчала.
– Мне, вообще-то, должны были героя дать… – спецкор Непроливайко повис на Жоржике.
– Как, и тебе тоже?.. – удивился Жоржик.
– Документы уже все были готовы, в последний момент своего протолкнули… – тяжело вздохнул Непроливайко.
– Как, и у тебя в последний момент своего протолкнули?.. – опять удивился Жоржик.
– Хотели генерала торжественно вручить! – Непроливайко строго оглядел товарищей, чтобы, если что, на корню пресечь возможное недоверие.
– Ты же говорил полковника, – не смог удержаться от возражения Генка.
– Я и, грю, генерал-полковника! – парировал спецкор.
– Не! – расстроился Жоржик, – мне только генерал-майора обещали.
– Очкарики! – призывно крикнул Ричард Ишбулдыевич и побежал к протирающему платочком модные очки в тонкой оправе трехкратному чемпиону Европы по боксу Валерию Лимасову.
Дымчатые линзы без диоптрий разлетелись на бетонных ступеньках нефтяного института в мелкие кусочки, словно граненый стакан на асфальте. Именно с этого момента и до следующего утра Ричард Ишбулдыевич, когда его потом расспрашивали, ничего не помнил, так и говорил: «Ну словно память отшибло!».
Матиас Руст сделал круг над Красной площадью и прямо между жигулями, москвичами, запорожцами и редкими подержанными иномарками сел на Большом Москворецком мосту. Матиас дорулил до Покровского собора с приделом Василию Блаженному, проехал на колесном ходу мимо Минина с Пожарским и остановился у Спасской башни, прямо напротив ворот.
Радик заревел и никак не успокаивался. Антонина перепробовала все – Радик ревел в голос. Осталось последнее средство. Щелкнул выключатель радиоприемника. ВЭФ 202 затрещал, Радик замолчал, главнокомандующий заговорил:
– Представляешь, Загубина! Какой-то идиот сел на своем детском самолетике напротив кремлевских ворот, и, представляешь, уже двадцать минут сидит, выехать нашим ЗиЛам не дает! А ведь столько дел неотложных!
– Ну что вы такое говорите, Михаил Сергеевич! Быть такого не может! – не поверила такой наглости Антонина.
– Партбилетом клянусь, Загубина! Во-во, вылезать стал из кабины! Совсем пацан! Очкарик! Да я в его годы по полям Ставрополья на комбайне летал, орден получил за выдающуюся уборку урожая! А этот – на Красную площадь, к самому мавзолею! Нет у меня слов от возмущения, выключай приемник, Загубина!
Антонина щелкнула выключателем, Радик, словно истребитель МиГ на форсаже, взревел.
Матиас Руст вылез из кабины. «Откуда вы?» – спросили на английском языке окружившие Матиаса любопытные русские люди.
– Я прилетел к вам из ФРГ с жестом мира! – ответил дрожащим голосом Руст.
– С чем-чем прилетел? – переспросил Михаил Сергеевич генерала армии Язова.
– С жестом, бляха-муха, мира! – хрипло повторил Язов и покрутил ручку настройки в аппарате дальней прослушки, – менять надо, Михсергеич, министра обороны, а то эти французы, бляха-муха, совсем распоясались. Насмех подняли, бляха-муха!
– С жестом, говоришь… – задумался Генеральный секретарь, – поменяем, бляха-муха!..
Русские люди бросились к Матиасу Русту и стали брать у него автографы.
– Валь! Принимай гостей, я с однополчанами! Мы с ними, когда в Афганистане границу охраняли, то в тылу у немцев, чтобы нас эсэсовцы не засекли, наркомовские сто грамм – или сто пятьдесят, Булдыич? – по булькам наливали. Тебе бы, Валь, Булдыич и сам все рассказал, но ему какой-то очкастый фашист, кажись, челюсть сломал, – в маленький дворик Валентины Петровны ввалились Непролевайко с разбитым носом, Жоржик Кукин с фонарем под глазом, мотающий из стороны в сторону головой Ричард Ишбулдыевич, бодрый Генка в разорванном по швам пиджаке Непролевайки и где-то примкнувший к ним Загогуйло с выбитым золотым зубом. Зеленых фуражек не было ни у кого, только на голове Загогуйлы был лихо заломлен голубой берет десантных войск.