– Ну давай, – Загогуйла взял гитару, брезгливо посмотрел на розовый бант, повязанный на конце грифа, ударил по струнам и запел мимо аккордов песню про молодого вора, которого злые менты везут на расстрел.
Антонина почему-то представила, что молодой вор – это сам Васька Загогуйла и, подперев кулаком щеку, пустила по ней крупную слезу.
Василий закончил песню, ударив по звонким струнам три раза подряд, и, удовлетворенный достигнутым результатом, обнял Антонину правой рукой, а левой принялся расстегивать декоративную пуговку на ее груди.
– А ты молодец, понимаешь в искусстве, не то что эти соплячки практикантки, им все итальянцев из Сан-Ремо подавай.
– Вась, не надо, – Антонина прикрыла пуговку ладонью.
– Да чего не надо-то?! – раздраженно спросил Загогуйла.
– Вась, не надо ее расстегивать, – жалобно попросила Антонина.
– Да ладно, чего как маленькая? – удивился сопротивлению Загогуйла.
– Вась, она не расстегивается, она для красоты пришита.
Василий чертыхнулся и полез к Антонине под юбку. Люсина кровать ойкнула, потом взвизгнула, затем, недолго повздыхав, напряженно затихла, держа в своих пружинных объятиях непривычную тяжесть двух взрослых тел.
– Вась, ты меня хоть немного любишь?
– Ну… Это… Конечно… Вот давай за любовь выпьем.
Василий налил себе остатки коньяка, выпил, спел еще одну песню про то, как молодого вора не дождалась любимая, покурил в открытую форточку, побарабанил пальцами по столу и хлопнул себя ладонями по выпирающим коленным чашкам:
– Ну ладно, Тонь, побегу, надо еще и то, и это, и туда, и сюда. Дел полно, а времени в обрез, жизнь проходит, Тоня, ничего не успеваю! В общем, побежал.
Антонина сняла с Люсиной кровати простыню, тщательно застирала небольшое вишневое пятнышко, прогладила утюгом и аккуратно заправила постель. Потом достала из-под своей кровати радиоприемник и чуть повернула ручку громкости. Приемник равнодушно шипел, Михаил Сергеевич осуждающе молчал.
Глава третья
Близость счастья номер два
20 мая
Антонина аккуратно сложила в железный шкафчик синий комбинезон, отдельно повесила оранжевый жилет, взяла полотенце и пошла в душ. Тщательно намылив свое тело детским мылом, Антонина смыла пену и вытерлась махровым полотенцем. Застиранный желтый утенок на бледно-голубом фоне легко впитал влагу и на мгновение стал таким же ярким и молодым, как тогда, когда мама Антонины Валентина Петровна принесла его в целлофановой упаковке из иглинского промтоварного магазина и, несмотря на протесты дочери, положила вместе с другими вещами в большую брезентовую сумку – «Ничего, ничего, выучишься в Уфе на медсестру, вернешься к нам в Иглино фельдшером, станешь работать доктором, тогда будешь и мать-старуху бесплатно лечить и полотенцев ей сколько надо надаришь». Антонина потом всю дорогу до Уфы думала: «Почему бесплатно, когда и так бесплатно?» Но думала недолго, потому что сожитель мамы шофер почтового фургона Колька-баянист высадил ее на краю города около троллейбусного депо № 2 и напутствовал: «Учись, Тонька, на шофера – это самая лучшая в мире специальность. Тут среди троллейбусников женихов знаешь сколько? А то придумали с мамашей: медсестра, фельдшер! Это мне, что, через всю Уфу на Зорге тащиться, а потом обратно?!» И уехал в Тимашево к Лильке-почтальонке, у которой упился самогоном и в тот же день помер.
Антонина протянула руку к висящему на вешалке ситцевому платью в голубой горошек, но неожиданно для себя вместо платья взяла с полочки яркую коробочку польского дезодоранта, который Верка-буфетчица передала для Люськи за клятвенное обещание достать билет на Валерия Леонтьева, когда тот когда-нибудь приедет в Уфу на гастроли, вытащила из коробки флакон с пульверизатором и брызнула себе под мышки резковатое, сладковатое, почти вражеское средство от запаха людей физического труда.
Антонина не спеша вышла из раздевалки и так же не спеша пошла к проходной. Мимо промчался завгар Шишкин. «Говорят, Зинку бросил, аккуратный, бережливый, лысоватый, но зато в строгих очках, а брюки жена не гладит, и рубашку ему надо купить белую с бордовым галстуком – начальство чать», – тихо разговаривала сама с собой Антонина, попутно как бы приглашая к беседе и Генерального секретаря. Шишкин пробежал в одну сторону, потом в другую, потом встал как вкопанный:
– Чем это от тебя воняет?! В смысле, Загубина, ты к техосмотру готовишься?!
Антонина покраснела и слегка опешила:
– Так я же, Павел Семенович, его на прошлой неделе прошла, вы меня еще ругали за просроченный огнетушитель.