***
Гермиона сдалась во время рождественских каникул. Надо сказать, лучшие каникулы в моей жизни. Никакие прошлогодние подарки от Уизли, которые в этом году так и не пришли, не сравнятся с тем, как мы проводили время: прогулки по рождественскому Лондону, катание на коньках, игры в снежки и тихие, семейные вечера с её родителями. Я впервые осознал, какой хочу видеть свою жизнь и прекрасно знал, что хочу прожить её с Гермионой. Возможно, именно это признание заставило её понять, что дружба закончилась, и мы полюбили друг друга.
В новогоднюю ночь, когда её родители ушли праздновать с друзьями, Гермиона подарила мне самый лучший подарок — себя.
***
Я вошел в комнату, которая была усыпана висящими в воздухе свечами. На фоне окна стояла Гермиона — совершенно голая. Высокая прическа была аккуратно закреплена маггловской заколкой, сверкающей настоящими камнями янтаря, так напоминающими её глаза при свете яркого солнца.
Я впервые смотрел на высокую грудь с дерзко торчащими сосками, нет… Джинни недавно демонстрировала мне свою, но ничто не могло сравниться с тем телом, которое ты так жаждешь.
У Гермионы была тонкая талия, которая плавно перетекала в бедра. Между ногами призывно мелькал… совершенно голый лобок? Да ладно? Как такое вообще может быть? Даже у развратной Джинни там волосы.
Я продолжал смотреть туда не отрываясь. Там так же гладко, как и везде? Потому что кожа у Гермионы была словно шелк. Мысль, что теперь там будет видно всё, доводила меня до безумия.
Гермиона подняла руку вверх и одним легким движением распустила волосы. Они словно покрывало окутало её плечи, а кончики коснулись напряжённых сосков. Медленно, всё очень медленно. Я издал звук, похожий на рычание, и подошел к ней.
— Мерлин, Герм. Ты невероятная, — словно могло быть иначе. — Я люблю тебя, — три слова, но они не отображали и доли тех чувств, которые я испытывал к ней. Жажда и безумие подходят больше.
— Я тоже тебя люблю, Гарри Поттер, — голос звучал испуганно и нежно, и даже это возбуждало до крайности.
Я посмотрел на высокую девичью грудь, и руки сами потянулись вверх, но остановились в дюйме от нежной кожи.
— Можно? — страх обволакивал меня. А вдруг это сон? Вдруг это всё ненастоящее? Сейчас я проснусь, и она снова станет просто подругой или исчезнет насовсем. И я не знал, что из этого было хуже.
— Сегодня можно всё, — выдохнул. И сердце снова забилось, когда она сама положила мои руки себе на грудь. Ощущение сосков, словно твердых камушков, было непередаваемым. Подождите. Она сказала: «всё»?
С утробным рычанием я сжал её в объятиях и поцеловал. Не раздеваясь, я вместе с ней упал на кровать. Было что-то совершенно дикое в том, что я ласкал её голое тело, будучи совершенно одетым. Это было как… завоевание, покорение. Она вздрагивала от каждого моего прикосновения, но при этом не издавала ни звука.
— Громче, Гермиона. Сегодня я не хочу, чтобы ты сдерживалась, — мне всегда хотелось услышать, как она кричит моё имя. Ещё одна больная фантазия, которым не было конца и края.
Я потянул за сосок, пока она не замычала от удовольствия, после чего сомкнул на нём зубы, что вызвало громкий вскрик. Да. Именно так: кричи, стони, верещи, чтобы я знал, что не сплю — чтобы я знал, что ты настоящая.
Её пальцы зарывались в мои волосы и тянули их. Она так делала, когда ощущения были невыносимыми — например во время долгих и глубоких, словно соитие, поцелуев. Я зарылся пальцами в идеально гладкие волосы. Неплохо, но мне больше по душе кудри.
Она теряла контроль над своим телом, лихорадочно вертясь из стороны в сторону и шепча: «Да» и «Гарри» слишком часто. Я сжал пальцы в её волосах, и легкая тянущая боль привела её в чувство.
Одним стремительным движением я оказался под ней, а мои руки быстро обхватили вместо волос тонкую талию.
Гермиона сидела верхом и тёрлась своей влажной промежностью о мою ширинку. Что же ты делаешь? Ещё немного, и я не выдержу.
Мне неожиданно вспомнился Малфой, вколачивающий Джинни в стол. Да, именно так я хочу сейчас делать.
— В тебя, сейчас, — я умолял уже не в первый раз.
Одной рукой я поглаживал её поясницу, другой массировал высокую грудь.
Гермиона медленно спустилась к моим ногам и расстегнула пуговицы на брюках. Ад и небо. Почему так медленно? Я сам в нетерпении достал член, который буквально вырвался на свободу, полностью готовый.
Гермиона посмотрела на него и подняла взгляд. Желание плескалось в её глазах вместе с отражённым светом от сотни свечей. Вот такой я желал видеть её постоянно. Словно заражённый неизвестной болезнью, я хотел, чтобы и она болела вместе со мной. Я хотел, чтобы мы вместе умирали от любви друг к другу.
— Гермиона, пожалуйста, — только хриплый шёпот срывается с губ.
Она облизала свои губы, наклонилась, и член сразу же вошёл в рот. Слов не хватит описать эти ощущения. По всему телу словно пробежала горячая волна, и сердце забилось как бешеное.
Её размеренные и длинные движения ртом сводили с ума: она то полностью вбирала член, то полностью вытаскивала так, что раздавалось пошлое причмокивание.
Я сжимал челюсти, чтобы не закричать от удовольствия, руками сжал простынь и старался не подмахивать бёдрами, чтобы не причинить ей боль. Так хотелось просто трахать её рот.
Да, что же это такое… откуда такие грязные мысли. Ещё полгода назад я бы даже не помыслил о таком. Таком…
Вот и всё… Даже такие медленные движения заставили струну порваться. Меня затрясло. Я несколько раз хлопнул по кровати ладонью. Она подняла голову и обтерла губы пальцами, размазывая по ним сперму. Мою сперму. Ад и небо. Она была у неё во рту.
Сейчас она выглядела словно воплощение самых влажных желаний — великолепно. Только она ведь разрешила всё, значит сегодня мы можем пойти до конца. А если она забеременеет. Ну что же — я всегда хотел иметь семью.
— Гарри? — прохрипела она. — Голос был невероятно сексуальным.
— Ты же не думаешь, что легко отделалась? — я улыбнулся, сделал движение всем корпусом и подмял Гермиону под себя. Через секунду вся моя одежда испарилась.
— Как? — такого она ещё не делала, тем более без палочки.
— Я начала изучать магию тела, может, пригодится, — улыбнулась она скромно и мягко коснулась моих губ.
Я провел рукой по лицу моей умницы, стирая остатки влаги на губах. Только она способна на такую сложную магию — без палочки.
Я опустил голову и слегка помассировал соски языком, после чего лизнул плоский живот и наконец раздвинул стройные бедра. Гермиона тяжело задышала. Несколько секунд я смотрел на нежные губки между её ног, мягко их коснулся и слегка раздвинул пальцами. Она была уже влажной, готовой — для меня. Гермиона задержала дыхание и покраснела.
Смущается, что я смотрю прямо туда.
— Гарри… перестань, — взвизгнула она, когда я пощекотал ту самую точку, чтобы точно знать, где она находится.
— Такая розовая и влажная, только для меня, — надеюсь мой оскал не слишком звериный, потому что мне действительно хочется её съесть.
Пока Гермиона металась по постели, зажимая себе рот рукой, я выписывал языком узоры в её промежности, постоянно касаясь главной точки удовольствия. Я усилил давление, буквально вылизывая всю влагу, и через некоторое время она вскрикнула и забилась в судорогах экстаза с криками: «Гарри, да, Гарри!».
Я поднял голову и облизнулся. Этот вкус мне определенно нравился, но еще больше мне понравится то, что сейчас произойдет.
Я резко лег на неё сверху, вглядываясь в глаза цвета растопленного шоколада. Одной рукой я держал себя на весу, другой направлял свой член, касаясь нежных створок, за которыми меня ждал рай. Так долго. Ад и небо, мне даже страшно. Вдруг сердце не выдержит?
— Гарри…
— Сейчас… Сейчас, — я резко вздохнул и начал членом медленно раздвигать нежные половые губы, не отрывая от Гермионы взгляда. На секунду я остановился, и когда Гермиона кивнула, сделал рывок бедрами и замер.