— Компромиссы, — подсказала Гермиона.
— Да, точно. Что скажешь?
— Думаю, если ты немного ослабишь хватку, кислород в мой мозг пойдёт быстрее, и я тебе смогу ответить, — её голос был сдавленным.
— Да, конечно. Прости, — он немного разжал руки, и Гермиона вывернулась и легла на него сверху, прекрасно ощущая желание Гарри.
— Я не могу сказать, что люблю тебя. Вчера я готова была пожертвовать и тобой ради спасения детей.
Гарри только кивнул и сжал от напряжения челюсти, ожидая дальнейшего ответа.
— Но ты давно стал болезнью, с которой я научилась жить и наверное… не хочу излечиваться, — прошептала она последние слова и потянулась к его губам, счастливая, что Гарри наконец принял решение, но вдруг вспомнила, что не может быть всё так гладко. Может быть, со временем… — Но чтобы быть счастливыми и не вспоминать плохое, думаю, нам следует с кем-то поговорить.
— С кем угодно, — он мягко коснулся губ Гермионы и вдруг спросил. — Подожди, а с кем?
Гермиона улыбнулась и рукой потянулась к члену Гарри, который через секунду сжала, вызывая судорожный вдох и стон: «Герм»…
— Мы всё обязательно обсудим, но… — она провела язычком по его нижней губе и прошептала. — Но только после того, как я увижу всех детей!
Гермиона вскочила с кровати и тут же вышла из палаты, оставляя Гарри одного.
Он даже улыбнулся тому, с какой ловкостью Гермиона его обманула, но долго радоваться ему не дали.
Внезапно в коридоре раздался звук разбившегося стекла и визг «Гарри Поттер!»
В палату заглянул колдомедик в сиреневой мантии и извиняюще улыбнулся.
Гарри вскочил с постели.
— Ну, в чём дело?
— Мистер Поттер… Там… ваша супруга. Уже полчаса к вам прорывается, хотя мы, конечно, помним настоятельную просьбу вас не беспокоить.
Вдруг сотрудник госпиталя упал прямо лицом вниз, а в палату ворвалась Джинни с взъерошенными волосами и горящими от гнева глазами. Её палочка была направлена прямо на Гарри.
— Ты убил его! — закричала она. — Ты, скотина, убил Драко!! Ты хоть знаешь, кем он был?!!
Гарри не собирался устраивать семейные разборки при свидетелях, которые уже заглядывали в палату смотреть шоу. Да и нарываться на смертельное заклятие, брошенное случайно разгневанной супругой, которую, впрочем, он собирался сделать бывшей в самом ближайшем будущем, не очень хотелось. Он только порадовался, что Гермиона уже вышла.
Гарри незаметно взмахнул палочкой, и по палате пронеслась серебристая выдра, озаряя всё ярко-серебристым светом. Пока все наблюдали за патронусом, Гарри практически прыгнул на Джинни и аппарировал, оставляя мерцающие всполохи света. Последним, что он заметил, был взгляд Джеймса, полный вопросов и обиды.
========== Глава 10. ==========
Этот дом никогда не был ни уютным, ни тёплым, ни наполненным любовью. Зато семейным был испокон веков. Дом Блэков. Чистота крови являлась одним из главных приоритетов этой семьи. Любой, кто не принимал данное правило, выжигался с семейного древа и из жизни без права на восстановление. Таким человеком стал и Сириус Блэк. Но кто же знал, что именно он останется единственным наследником, да ещё и подарит дом любителю мерзких грязнокровок и победителю великого Тёмного Лорда — Гарри Поттеру.
Этот дом сводил с ума. Это было в его стенах, картинах, в земле на которой он построен. Гарри не понял, почему Джинни так настаивала на жизни здесь, но сам он находиться в этом доме хотел как можно меньше. И был несказанно рад, что и дети, как будто прочувствовав атмосферу, сбегали отсюда при первой же возможности. В какой-то момент Гарри просто понял, почему Сириус покинул дом в семнадцать лет и не хотел быть здесь заключён спустя два десятилетия. Да так, что практически пошёл на самоубийство.
«Межродственные браки, заключённые между чистокровными семьями, приводили к определенному виду сумасшествия и вымиранию ни одно поколение волшебников» — так писала в одном из исследований Гермиона, приводя в пример такие семьи, как Мраксы, Дамблдоры и, конечно, Блэки.
Такие работы она давала читать Гарри ещё в то время, пока он не узнал, что его обманывали; и любимая подруга, на которой он был помешан, и нелюбимая жена, затянувшая его в брак, по сути, обманом. Ведь благородный Гарри Поттер не мог не взять в жёны девушку, которую обесчестил. Так ему тогда казалось. Но Гарри совершил ошибку не в том, что поверил Джинни, а в том, что не рассказал об этом Гермионе в походе за крестражами. Он выливал на неё свои чувства, смешивая влюбленность к Джинни и недавно появившуюся похоть к Гермионе. Он проецировал свои чувства к одной на другую. Старался не думать о первой, фантазируя о второй. Тогда ему было стыдно от мысли, что Гермиона может узнать о его больных фантазиях и снах.
Теперь, после стольких лет неудачного брака, стольких лет ненависти к Гермионе, стоя здесь, в этом доме сумасшедших Блэков и наблюдая за разрушающей его Джинни, он понял одно. Что его жизнь могла бы совершить крутой поворот, скажи он тогда Гермионе всю правду.
Джинни уже несколько минут в красках расписывала Гарри о своих так называемых свершениях. И о зелье, и о договоре с Гермионой, вот только обещания любить и быть верной Джинни сдержать не смогла. Повлиял ли на её разум дом или когда-то дневник самого Тёмного Лорда. Правда одна. Любила она только себя.
— Ты зря распинаешься, признаваясь мне во всём. Я уже в курсе. Прекрати истерику.
Джинни замерла с вазой в руках и ошалело посмотрела на совершенно спокойного Гарри, который растянул губы в небрежной ухмылке.
— Ты врёшь! — рассмеялась она секунду спустя и всё же кинула вазу на пол так, что осколки разлетелись в разные стороны, а звук в который раз заглушил крики портрета матери Сириуса.
— Отдай мою палочку! Пока следующая ваза не полетела в тебя!
— Не смеши мать Сириуса. У меня две палочки, у тебя ни одной, — покачал головой Гарри.
Он отобрал у неё палочку ещё в той борьбе, которую они затеяли на полу после двойной аппарации из больничной палаты. Она металась в его руках, как фурия. А он только и мог, что беречь своё достоинство и глаза от её цепких ногтей. Но мужская сила победила, и несколько мгновений спустя, Джинни стояла напротив — злая, в порванной одежде и без палочки.
— Ты убил Малфоя! Ты убил моего Драко! — повторяла она снова и снова эти слова, то шепча, то взвизгивая.
— И сделал бы это ещё раз. Ты хоть понимаешь, что он мог натворить? Ты хоть знаешь, что он творил, — он смотрел, как непонимающе смотрит на него жена и решил зайти с другой стороны, чтобы она осознала, что всё-таки натворила подобной связью. — Скажи мне лучше… Кто из детей от него? Лили, верно? — зашипел Гарри ей в лицо.
Неверность Джинни его никак не трогала, но его подбешивало, что она оказалась настолько неаккуратной, что в итоге ему пришлось дать своё имя ублюдку Малфоя.
— Давно ты понял? — прошептала она округлившимися от страха глазами.
— Я узнал о ваших шашнях гораздо позже рождения Джеймса и Ала. К тому же они похожи на меня. А Лили… Есть в ней эта всегда меня раздражающая аристократичность.
— Можно подумать, в детях есть хоть что-то, что тебя не раздражает, — фыркнула Джинни. Её слова вывели Гарри из себя.
— А не надо было меня обманом делать отцом, — закричал он, неспособный сдержать гнев, рвущийся наружу.
Да, он не любил детей. Да, они были не от той женщины. Но когда он это понял? Почему лишь после того, как узнал всю правду про Обливейт? Просто в какой-то момент он люто позавидовал Рону, жену которого хотел и детей которого ассоциировал лишь с Гермионой. От Рона они не взяли ничего.
— Ты сам захотел ребёнка! — закричала в ответ Джинни.
— Только после того, как узнал о зелье смелости, перерастающей в похоть. Твой отец сказал, что стал спокойнее после рождения первого ребёнка. Вот только, кто же знал, что ребёнка я должен иметь от Гермионы.
— Отец тебе сказал? — не поверила Джинни.
— Не специально. Просто был словоохотлив после пары бутылок огневиски.
— Ты напоил…
— Не переводи тему, Джинни! Зачем ты вообще мне что-то подливала?