Мы простонали в унисон. Гермиона дёрнулась. А меня парализовало. Я не мог двигаться, не мог дышать, меня словно ударило током. То, о чем я так давно мечтал, оказалось лучше моих самых грязных фантазий — лучше полёта на метле, лучше пойманного снитча, лучше всего, что мы делали с Гермионой раньше. Просто невыносимо прекрасно.
Еще несколько мгновений мы лежали и не шевелились. По её щекам текли слезы, а губы были закушены до самой крови.
— Гарри. Больно. Двигайся, — произнесла она тихо.
— Герм, давай я… — если она сейчас скажет, чтобы я встал, я смогу… наверное. Но как же приятно наконец оказаться в ней, там, где и было моё место.
— Не надо. Закончи сейчас, пожалуйста. Не останавливайся, — она открыла глаза и попыталась улыбнуться, но получилось лишь скривиться от боли.
Я поцеловал её, слизывая каплю выступившей крови. Я ждал этого несколько месяцев. Она сдавалась, полностью отдавая власть над своим телом и жизнью мне.
Я медленно двинул бедрами назад, снова вызывая общий стон.
— Твою мать, — ад и небо, как это пережить? Сердце бьется как бешеное, словно я не лежу на любимой девушке, а бегу от детей Арагога.
Я закрыл глаза и начал размеренно двигаться. Я понимал, что ей может быть больно, но эмоции слишком меня захватили, и остановиться я смог бы только в крайнем случае.
Член скользил во влажные глубины просто идеально, словно наши тела созданы друг для друга.
Медленные движения сменились более частыми. Через минуту мы покрылись испариной.
Глаза Гермионы были закрыты, а голова металась из стороны в сторону. Она подняла руки и начала поглаживать мою спину, очевидно, стараясь заглушить свою боль.
Эта ласка только распалила меня, и я в мгновение ока ускорил движение. Её волосы и грудь подрагивали, а сама она начала вскрикивать.
Открыла красные от слез глаза. Неужели так больно, а мне просто невероятно хорошо. Может быть стоит остановиться, передохнуть…
— Не смей останавливаться, — сказала она, словно услышала о чем я думаю, — не смей. Закончи.
— Уже, почти… — я действительно был на грани.
Я продолжил вколачиваться в хрупкое тело.
Да. Ещё. Глубже. Как же хотелось, чтобы это длилось вечно.
Одной рукой начал сжимать грудь, другой волосы. Наши обнажённые тела, такие влажные, соприкасались при каждом ударе. Гермиона вскрикивала на каждый рывок.
Я уже на грани. Меня начало трясти. От напряжения я сжал её грудь ещё сильнее, вызывая громкий визг. Гермиона пыталась ослабить хватку, обхватив мою руку своей, но я не соображал.
Гермиона плакала и бормотала: «Больно», но я уже ничего слышал, только дёрнулся в последнем рывке и замер. Я словно воспарил над небесами. Словно меня выпустили на свободу, а я вдохнул свежего воздуха. Теперь я собираюсь дышать им постоянно.
Протяжный стон — и я без сил рухнул на Гермиону.
***
1998 год.
Гарри смотрел на то, как Рон замер, наблюдая за обнажёнными Гарри и Гермионой в дымке, что создал крестраж.
— Рон! Рон! Бей! Этого не было! — кричал Гарри изо всех сил.
Он верил в то, что говорил, вот только крошечный змей сомнения уже залез под кожу. Сцена повторяла в точности его сон, который привиделся ему сегодня. Такие сны о лучшей подруге были противоестественны, и он постарался забыть о них. Теперь забыть увиденное должен и Рон. А то, что он исправно вбивается в кулак каждый вечер, так это заслуга воспоминаний о Джинни, и только иногда самой Гермионы, грудь которой он недавно увидел мельком. — Она ждала тебя! Она ждала только тебя! Она любит тебя! — кричал Гарри и наконец увидел, как на лице друга гримаса страха сменяется злостью.
В следующую секунду Рон сделал замах мечом — и проклятого крестража не стало. Больше никто никого не будет вводить в заблуждение.
— Да я и не поверил, — сказал с улыбкой Рон. — Мы ведь друзья.
— Лучшие друзья.
========== Глава 2. Когда выбор не может быть правильным ==========
1996 год
Дружеские чувства, которые мы так лелеяли, исчезли. Гарри начал испытывать что-то острое и разрушающее. Я не понимала, как можно так легко отказаться от дружбы в угоду страсти. Оказалось легко. Нас поглотили эмоции. Я ещё пыталась держаться, взращивая в себе сомнение и гордость. Гарри был уверен — он меня хотел.
Откуда у асексуального подростка, который пережил смерть близкого человека, могли возникнуть подобные желания, я задумалась гораздо позже, списав все на желание быть кем-то любимым.
Со временем взгляды Гарри становились всё острее, поцелуи — всё настойчивее. Я старалась убегать от него, но это было бесполезно. Он словно заразил меня неизвестной болезнью — имя которой Гарри Поттер. Все неловкие чувства к Рону смыло волной любви, которую дарил мне Гарри. Чувство вины давило, и я сопротивлялась, пока Рон не переключился на Лаванду. После чего я просто приняла свою судьбу и сдалась.
Наше трио, казавшееся таким нерушимым, дало трещину. Рон не принял наших с Гарри желаний. Симпатии ко мне, которые он так упорно скрывал, заставили его озлобиться — стать ревнивым и потерять лучших друзей. Его взгляд прожигал насквозь ненавистью, словно у него забрали что-то действительно важное.
В какой-то момент стало понятно: мы больше не друзья. Он догадывался о том, чем мы с Гарри занимаемся, скрываясь от посторонних глаз, но никогда этого не видел. До поры до времени.
***
Я бежала, словно за мной гнались все пожиратели смерти во главе с Волдемортом. Я просто не могла поверить, что Гарри так со мной поступил. Как теперь пойти в библиотеку? Как посмотреть в глаза мадам Пинс? И неважно, что она ничего не видела. Сам факт, что Гарри решился сделать это прямо там, просто поражал. Чтобы что-то доказать, он заставил меня… справедливости ради надо заметить, что не заставлял… да и мне понравилось. Такие чувства наполняли меня впервые. От них я просто взлетала в небеса. И теперь я точно знала, что ни свои, ни его руки не сравнятся с губами, когда ты, помимо влажного давления, чувствуешь тёплое дыхание. Откуда он мог знать, как правильно всё сделать? Я читала, что это доступно очень немногим.
Я с радостью заметила, что гостиная близко, и значит сегодня можно избегать Гарри. Краснеть перед ним в очередной раз меня не прельщало. Внезапно что-то подняло меня в воздух, так, что я вскрикнула, и прижало к стене. Я услышала смешок, и через секунду увидела Гарри, полностью снявшего плащ-невидимку.
— Гарри, как ты можешь смеяться? — после всего он ещё и смел смеяться. Если бы он не держал мои руки… — Из-за тебя нас… меня выгнали из библиотеки! — повысила я голос. Сердце стало биться чаще, я почувствовала, как колено Гарри протискивается между моих бедер, и я непроизвольно раздвинула ноги шире. Внизу живота до сих пор покалывало, словно мне было мало. Не было. Я, в отличии от Гарри, могу обходиться и без этого…
наверное могу. Только почему от ощущения его губ на шее хочется визжать от восторга.
— Я предупреждал тебя? — прошептал он мне в губы и жадно на них набросился. Я не собиралась сопротивляться. Его губы всё ещё хранили мой вкус, и это заставило меня издать глухой стон. Он уже полностью прижался ко мне и терся твердой выпуклостью о мою чувствительную точку. Сегодня мне впервые захотелось его в себя пустить. Почувствовать вместо языка что-то более значительное, и даже обязательная боль не пугала. Он что-то спросил. И я ещё раз напрягла слух. — Тебе понравилось?
— Мне бы больше понравилось, если бы ты не зажимал меня в каждом углу замка, — задыхалась я, потому что его ладони начали массировать грудь сквозь одежду, всё время задевая острые соски. В душе я иногда сама их гладила, представляя руки Гарри, но ему такого права ещё не давала. Сдерживать его желания становилость всё сложнее, но сначала я хотела хотя бы познакомить его с родителями. Поговорить с мамой. Вряд ли Гарри вообще слышал о предохранении, а этот вопрос был первым на повестке дня.
— Такими вещами… Гарри! — я вскрикнула, потому что его ладонь сжала мне ягодицы.
— Этим занимаются наедине, желательно, вне школы, — закончила я мысль, наслаждаясь его пальцами, ласкающими меня. Подождите, а где… — Гарри, а где мои трусики? — прошипела я ему на ухо, упираясь руками в грудь, но он не сдвинулся ни на дюйм.