Сабах Фадель Аббас первым открыл свою лавку после недельного перерыва на старом медном рынке Эль-Сафарир на улице «Эль-Рашид». Глухие, извилистые, узенькие проходы рынка непривычно пусты. Тишина прерывается только мяуканьем бездомных кошек, дальними разрывами бомб и характерным звуком стука по металлу, доносящимся из-за очередного поворота. Маленькая лавка Сабаха открыла двери. Сабах сидит на полу и короткими сильными руками выковывает большой медный таз, зажав его между ног.
Из дневника
На Багдад обрушилась песчаная буря.
Весь город стал желто-оранжевого цвета. «Оранжевые мамы оранжевым ребятам оранжевые песни оранжево поют», как пелось в веселой советской песенке. Здесь оранжевые мамы прячут оранжевых деток под кровати и в подвалы. В 12 часов дня начало темнеть. Юра говорит, что цвет такой чумовой, что никто не поверит, что он не обработал кадры в фотошопе (компьютерная программа фоторедактирования).
Амира Али Мехди, 68 лет, красивое тонкое вытянутое лицо в изящных трагических морщинах у глаз, в обрамлении черного чадора, домохозяйка: «Я прожила всю жизнь в Багдаде, но такой бури не помню. Я думаю, это сигнал Бога, который показывает, как он зол на другие арабские страны за то, что не помогают нам. Бог послал эту бурю, чтобы американцы поняли, что для них это плохое предзнаменование».
Вице-президент Таха Ясин Рамадан тоже обрушивается на своих соседей по Ближнему Востоку: «Почему они не прекратят поставки нефти государствам, которые принимают участие в агрессии против нас? Почему они не закроют свои водные пути для американских и британских судов и почему они не закроют свое воздушное пространство для их самолетов и ракет?»
Днем пошел грязевой дождь. С неба льется не вода, и даже не песок, а грязь. Человек, оказавшийся на улице, очень скоро превращается в монстра, слепленного из грязи и глины.
Таким монстром сейчас выглядит Хасан Уад Ахмед, 37 лет, солдат партии. С его покатых широких плеч по потерявшей цвет и очертания форме стекают на грудь и живот потоки желто-коричневой грязи. Но он, несмотря на почти полное превращение в ужасного глиняного парня, продолжает крепко сжимать свой Калашников, превратившийся в кусок грязной трубы, торчащий у него прямо из живота. Хасан наслаждается бурей. «Это наше новое оружие, — говорит Хасан. — Так Бог дает нам знак, что он с нами и что наше дело правое».
Несмотря на бурю и грязь, льющуюся с неба, и на все знаки и предостережения Аллаха, бомбы и ракеты продолжают сыпаться на город. Даже не понятно, как они могут найти цель. Боюсь, что мы теперь будем пассивно участвовать в этой войне по принципу: на кого Бог пошлет. Разрывы бомб и ракет, словно дальние, ближние, опять дальние и снова ближние раскаты грома.
Ах мама, мама, что мы будем делать, когда пройдут песчаные дожди…
В пять утра разбомбили телерадиоцентр, прямо напротив гостиницы «Эль-Мансур». В этой гостинице до сих пор живут Ваня Коновалов и его два пуленепробиваемых отморозка с ТВС. Каждый день они снимают крупный план бомбежек (из нашей гостиницы только общий, но ужасу хватает вполне). Моя жена видит это на ТВС и сходит с ума.
У них там не осталось ни одного целого стекла. По-моему, нет света и воды, а они продолжают снимать и пугать московских женщин и детей. Надеюсь, сегодня они переедут к нам.
Итак, телерадиоцентр горит. Теперь песни и кричалки про Саддама и сюжеты про него, принимающего парады и целующего детей в прошлой жизни, можно будет смотреть только по одному каналу. Два отключились. Третий работает, но качеством картинки напоминает фильм «Прибытие поезда» братьев Люмьер.
В 11:30 две ракеты упали на жилой квартал на улице аль Шааб. Мы находимся в машине. Ахмед внимательно слушает местное радио и переводит все новости. Благодаря ему мы узнаем об этом одними из первых и спешим на место трагедии.
Картина ужасная. Ракеты (бомбы?) упали прямо на проезжую часть улицы, рядом с тротуаром. Рядом магазинчики, ресторан-забегаловка, автосервис, жилые дома. Народу много. Погибло человек пятнадцать. Десятки раненых. Все мирные жители. Люди вытаскивают из развороченного ресторана убитых и раненых, оторванные руки и ноги. Под ногами лужи крови, быстро смешивающиеся с желтой грязевой жижей. На улице дымится с десяток искореженных скелетов машин.
Толпа кричит: «Смерть Бушу!»
Да, здесь ему лучше не появляться. Здесь его точно с цветами не встретят.