В районе Юсифия, в 50 км к югу от Багдада, разбомбили поселок дорожных строителей. Уничтожено несколько домов мирных жителей. В поселке стояло множество бульдозеров, тракторов, экскаваторов, асфальтоукладчиков и другой дорожной техники. Теоретически американцы в условиях продолжающейся песчаной бури могли принять ее за военную технику. Иначе бомбежку объяснить очень трудно. Погибло 25 человек. Десятки ранены.
В три часа должен был состояться брифинг представителя Министерства обороны с последними цифрами боевых успехов, но собравшиеся журналисты вынуждены были удирать что есть духу, когда над министерством пролетел самолет и с крыши министерства начала палить «Шилка» (старая советская зенитная установка).
Через несколько часов первая бомба упала на министерство. Больше нам туда ходить не надо. Мы с Юрой выпили по этому поводу. Министерства Правды больше нет. Осталась одна «правда», которая в виде сотрудников министерства вся перетекла в нашу гостиницу.
Мой перевербованный стукач и переводчик Ахмед живет в моем свободном номере на шестом этаже. Он отвез свою семью на север. В деревню в 70 километрах от Багдада. Считает, что там безопаснее.
Журналистам объявили новые правила. Они могут держать спутниковые телефоны у себя в номерах, но пользоваться ими только в присутствии представителей пресс-центра. Ну это понятно и разумно. А вот другая новость гораздо хуже. Журналистам запрещено самостоятельно передвигаться по городу и пользоваться такси по своему желанию. Журналисты могут держать свои машины, но имеют право ездить только в магазины и в рестораны. Они не могут использовать свои машины для работы. Журналистам разрешено работать только в составе групп и по программе, предложенной Министерством информации. Группы будут перемещаться только в автобусах Министерства информации, которое в полном составе перебралось в «Палестину». Все майндеры-переводчики, работающие на конкретных журналистов, будут отозваны и будут работать только с группами.
Главное правило космонавта и журналиста — не паникуй.
С помощью Ахмеда я добиваюсь встречи с великим и ужасным Удэем Эль-Таем, главным человеком в министерстве, который отвечает за аккредитацию и работу журналистов. Он же и проводил брифинг по новым правилам. Я объясняю Удэю с помощью Ахмеда, что Юра и я готовим огромную книгу о великой борьбе иракского народа против международного империализма и сионизма и что нам необходимо работать по индивидуальной программе.
В завершение беседы я иду на крайнюю жертву: дарю Удэю мое сокровище — маленькую, как зажигалка, «шпионскую» цифровую камеру, сделанную во Франции и подаренную мне накануне поездки моим племянником, парижским адвокатом. Я ей ни разу не воспользовался, чтобы раньше времени не угодить в страшную саддамовскую тюрьму Абу Грейб, о которой ходят леденящие душу легенды.
Эта была последняя капля, которая сломила сопротивление Удэя. Эль-Тай единственный человек из пресс-центра, который носит военную форму. Он свободно говорит по-английски и по-французски. Он долгое время был иракским дипломатом во Франции и обожает все французское. Он единственный человек в министерстве, который не берет взяток. Если бы я предложил ему взятку, Удэй вытащил бы из-за пояса револьвер и пристрелил бы меня как собаку. Но шпионская цифровая камера размером с зажигалку, да еще и французская, сломила его пуританизм и он берет ее! Берет и на моей письменной просьбе ставит визу, что разрешает действовать по индивидуальной программе под полную ответственность Ахмеда.
Ура, я опять в деле и имею полный эксклюзив. Мой коллега Джон и многие другие западные журналисты потеряли своих переводчиков и вынуждены работать только в составе групп на официальных экскурсиях. Но люди потихонечку шевелятся. Деньги будут менять руки, и журналисты будут покупать свободу действия. Но для этого нужно придумать что-нибудь эдакое. Все сейчас ломают головы над этой проблемой, а мы ее уже решили.
Меня охватывает типичная советская гордая радость — чувство, сравнимое с тем, что испытывал энергичный хомо советикус, когда ему удавалось, например, достать билеты на Таганку или белужий бок в году эдак в 78-м.
Чем дальше, тем хуже…
Страшная картина. Посреди комнаты на полу стоят три гроба. Гробы выглядят ужасно. Это просто наспех сколоченные ящики. В арабском мире гробы часто бывают многоразовые. Ведь в них не хоронят, а только относят на кладбище. Там тело вытаскивают из гроба и хоронят завернутым в саван.
Полвторого ночи…
Гафелю Хамдани 74 года. У него одна дочь и восемь сыновей. Трое из них лежали в грубых гробах на грязном полу в маленькой комнате бедного домика Гафеля. В соседней комнате выли женщины. В этой сидели и стояли одни мужчины. Многие из них тоже плакали. Зрелище какое-то брейгеле-босховское.