Штурм города, или его репетиция, или просто разведка боем, со взятием дворца начались, как по расписанию, в шесть часов утра. К однообразной музыкально-шумовой гамме ракетно-бомбовой войны добавились сопрано «Калашниковых», баритоны крупнокалиберных пулеметов и соло на ложках в исполнении М-16.
С 10-го этажа гостиницы «Палестина» открывается прекрасный вид на обмелевший за последние годы, изогнутый в упругие дуги, словно изготовившийся к прыжку, красавец Тигр, на пляжах которого и суждено было разыграться сегодняшней драме.
Сначала разрывы мин и гранат поднимают облачка пыли и песка на широком, испещренном окопами и блиндажами противоположном пляже. Затем на той же стороне из-за изгиба реки появляются красивые и наглые американские танки, за которыми, пригибаясь, падая и поднимаясь, бегут американские солдатики, такие маленькие, что трудно разглядеть, как они жуют резинку. Из окопов и блиндажей вылезают другие маленькие человечки, черного цвета, и бегут врассыпную (судя по одежде, это федаины-смертники, которые по отведенной им роли должны бежать совсем в другую сторону и совсем с другой целью), бросая автоматы и другое вооружение и срывая с себя отдельные предметы военной одежды. Все так идеально — сейчас выйдет Спилберг и скажет: «Снято!»
Танки притормаживают, поворачиваются на девяносто градусов и въезжают сквозь финиковую лесополосу во дворец, один из самых главных и самых помпезных президентских дворцов — так называемый «Дворец цветов», или, если быть совсем точным, в то, что от него осталось после четырех попаданий крылатых ракет «Томагавк».
Занавесом к окончанию спектакля служит очередная неожиданная песчаная буря, которая, как и две недели назад, вновь налетает на Багдад и окутывает его со всех сторон. Ничего не видно, но оркестр продолжает играть — самолеты гудят, бомбы и ракеты свистят, ревут и рвутся по всему городу.
В холле больницы «Эль-Кинди» нервно курит сигареты, одну за другой, и ожесточенно жестикулирует республиканский гвардеец Валид Мурад. Час назад он вышел из боя, первого боя с противником, которого он видел и который не парил где-то высоко в недосягаемом небе. Валид привез в больницу тяжело раненного товарища, а заодно попросил, чтобы и ему перевязали ногу, задетую по касательной чуть выше колена. Яростно размахивая руками, Валид рассказывает случайному медбрату, как впервые увидел вблизи американские танки.
«Наша задача была не пропустить их на объект (дворец) со стороны пляжа, — говорит он, закуривая третью или четвертую сигарету. — Рядом с нами были федаины (смертники), которые уже готовы были взорвать себя вместе с танками, как пришел приказ пропустить их во дворец, чтобы там накрыть артиллерией. Вот тут мы организованно и отошли. Я только сейчас заметил, что ранен в ногу».
Еще более героико-эпическую версию предлагает министр информации Саид Эль-Сахаф, который через час после штурма дал импровизированный брифинг прямо на крыше 17-этажной «Палестины», где заявил, что иракские вооруженные силы «уничтожили три четверти из нападавших американцев и преследуют оставшихся в живых».
«В отчаянии они кончали жизнь самоубийством на берегу реки», — закончил свою пламенную тираду Эль-Сахаф. Журналисты, которые наблюдали за всеми перипетиями штурма, удобно устроившись в ложах бельэтажа, удивляются, как же случилось, что они пропустили картину этого массового харакири, но, наверное, это произошло, когда Аллах в очередной раз посреди действия опустил на сцену занавес из песчаной бури.
Я вообще хожу на Сахафа, как на Жванецкого. Не далее как вчера, после известно чем закончившейся битвы за багдадский аэропорт, Сахаф выдал перл, который просто обречен войти в историю информационного искусства: «Мы разгромили их, мы выбили их из аэропорта! — сказал обаятельно сияющий министр. — Затем мы обрушили на них всю мощь нашей артиллерии. Когда мы перестали обрушивать на них мощь, они вернулись в аэропорт в целях пропаганды».
В реанимационной палате больницы «Эль-Кинди» приходит в себя воин джихада из Саудовской Аравии Раджа Эль-Итаби. Первый бой с американскими империалистами стал, как это часто бывает, последним боем и для Раджи. Без обеих ног вряд ли повоюешь. Но несмотря на боль и слабость, дух Раджи не сломлен. Голая ненависть придает звук его хриплому шепоту: «Америка — воздух! Америка — нет воевать земля! Америка — воздух!»