А потом донесся крик матери.
— О Господи! Неужели ты с ними была? О Боже! Чтоб они все в аду горели! Надеюсь, они туда попадут, и…
Конни обернулась и нанесла удар. Это был хреновый удар, кончики пальцев лишь скользнули по материнской щеке. Тем не менее глаза ее тут же наполнились слезами, она вся обмякла, шокированная самим фактом того, что дочь могла отомстить таким примитивным и яростным способом.
И мать наложила на нее проклятие. Самое худшее, самое злобное, самое действенное проклятие, которое только может произнести мать.
— Надеюсь, — хрипло прошептала она, — надеюсь, что когда-нибудь у тебя появится дочь, которая станет обращаться с тобой так, как ты со мной.
Винд вытащила вырванное из газеты объявление о шоу "Академии Мрака", которое она прикрепила к дверце холодильника с помощью магнитика-банана, и прижала к груди. Она никак не могла взять в толк, каким образом минуты оставались все теми же минутами, в сутках по-прежнему было по двадцать четыре часа, а вот неделя, которую она прожила в ожидании грядущего шоу "Академии Мрака", оказалась самой длинной неделей за все ее восемнадцать лет жизни.
Винд была среднего роста, почти с такими же кошачьими глазами, как у матери. Впрочем, в отличие от матери, которая существенно не меняла прическу примерно лет двадцать, хайр Винд, цвета рыжего пламени — единственное материальное наследство, которое оставил ей отец перед тем, как послать их обеих подальше — был коротко стрижен и завит. И еще ей повезло иметь кожу чистую, без конопушек, и пухлые сочные губы.
Она принялась вертеться на одном месте, не в силах поверить, что наконец-то наступил день шоу. Наконец, наконец, на-ко-нец…
Пируэты резко оборвались, как только в дверях кухни появилась мать. Винд сглотнула.
— О Боже, ма… нет, ты шутишь!
Конни оглядела себя, потом перевела взгляд на дочь.
— То есть?
— Ты… ты что, тоже собралась? Я думала, ты в саду… ветки стрижешь, забор ровняешь…
— Я все сделала и переоделась. Ну?
— Ха! Переоделась! В это… — Она беспомощно ткнула перед собой рукой, не в силах найти слов. — В это… это…
— То есть? — повторила Конни, не без гордости проведя руками по бедрам. — Мой концертный наряд. До сих пор отлично сидит. Какой смысл заниматься своим телом, если время от времени его не показывать?
— Но, Господи, мам! — взмолилась Винд. — Ты как из Волос вышла! — Дочь явно имела в виду безнадежно устаревший фильм, на который случайно наткнулась по кабельному на прошлой неделе. — Эти клеша! Эти феньки! Это же не карнавал! Господи, я видела твои фотографии семидесятых, это уже тогда вышло из моды! — Винд притопнула ножкой. — Тебе обязательно идти?
— Нет, — слегка теряя терпение, бросила Конни. — Но я хочу пойти. Во-первых, ты так часто гоняла этот компакт-диск, что мне стало интересно самой посмотреть на них. Мне нравятся их ритмы. — Не обращая внимание на болезненную гримасу дочери, она продолжала: — А во-вторых, моя дорогая, не забывай, что деньги на билеты дала тебе я. И могу этим воспользоваться. Кроме того, если бы ты хотя бы шла с компанией…
— У меня нет никакой компании, — заявила Винд, плюхаясь в кресло.
Опять начинается, подумала Конни, старая волынка на тему "моя мать — главнейшее горе моей жизни". Конни как-то не была на это настроена.
Она сняла свой хиппарский бисер и положила на столик рядом с камином.
— Ладно, фенечки снимаю. Согласна? Но это последнее предложение.
Винд нетерпеливо шумно выдохнула.
— Ты ведь прекрасно знаешь, что делаешь. Пытаешься ухватить заново собственную юность. А в ловушке оказываюсь я.
Точный, хотя и дерзкий диагноз Винд не поколебал Конни.
— Концерт через час, ваше высочество, — кротко заметила мать. — Что ты решаешь?
— Отлично. Как угодно, — вздохнула Винд. — Можешь идти как хочешь. Хоть совсем голой, если тебе так нравится.
— М-м-м, — протянула Конни. — Этак бы я точно вернулась…
Народ почти все шоу проплясал. "Академия Мрака" впервые давала сольник на Спортивной Арене. Два предыдущих лета они ездили в турне в качестве "разогрева", но их второй альбом — "Докажи Это!" породил два больших видео, и теперь они гоняли по свету как большие.
Винд оттягивалась вовсю. Ноги Конни уже начали болеть, но она не сдавалась и отдавалась ритму, грохотавшему над стадионом до боли в барабанных перепонках.
— Знаешь, самое лучшее у этих парней, — прокричала Конни между песнями, — это ритм-секция. Очень круто! А вот певец мне не по кайфу.
— Правда? — изумленно воззрилась Винд. — Из всей пятерки Вайли — самый популярный! Но мне нравится бас-гитара, Вэл — это класс! Он… Боже, когда я о нем думаю, я просто…
Тут она вдруг сообразила, что говорит — о Господи! — с матерью, и предпочла прикусить язык.
Но Конни не собиралась отступать. Впервые за многие годы она почувствовала связь — не только с собственной дочерью, но и с той девчонкой, которой была когда-то сама. В давние времена — до этого вшивого замужества, десятков дерьмовых работ и постепенного осознания того, что, глядя в зеркало, все чаще и чаще видит в нем собственную мать.
— Яблочко от яблони, — проговорила Конни.
— Ты о чем? — обернулась Винд.
— На меня тоже очень действовали басисты, дорогая. — Конни беззаботно пожала плечами. — Конечно, в мое время все это делалось гораздо проще…
Если бы у Конни выросли рога, и то она не смогла бы вызвать более изумленного взгляда своей дочери. Разумеется, накатила подзабытая волна уверенности в своих силах. Теперь на лице Винд уже играла настоящая заговорщицкая ухмылка.
— Что делалось проще? — переспросила дочь. Видит Бог, она до тошноты наслушалась рассказов матери о прошлом и даже придумала ряд уловок, чтобы ее выключать, ибо кого на самом деле интересует, что и как делалось в прошлом? Впрочем, кажется, в данный момент Винд это может оказаться полезным.
— Ну, во-первых, тогда никого не волновала проблема СПИДа. Случайный секс не был опасен, я не хочу на этом акцентировать внимание, только пусть тебе никто не говорит, что в этом не было своей прелести, потому что я лично чертовски неплохо проводила время с гастролирующими музыкантами, которых заносило в наш город. Ну и, конечно, были свои приколы, чтобы попасть за сцену.
— Приколы?
— Ты намерена повторять каждое мое слово? — с изумлением поглядела на дочь Конни.
— Ну… — Винд прокашлялась. — Если бы мне захотелось попасть за сцену… гипотетически, разумеется…
— Гипотетически… помогает, когда ты эффектна до потери сознания, достигла восемнадцати и имеешь фигуру, от которой помереть можно. — Конни криво усмехнулась. — Природа дала тебе это преимущество. Я бы на твоем месте направилась вон в ту голубую дверь. Видишь, — кивнула она, — слева от пивной стойки? С табличкой "Посторонним вход воспрещен". Они полагают, что штуковины подобного рода действенны процентов на девяносто. Как только входишь в эту дверь, справа за углом — несколько комнат, там у них раздевалки.
Винд разинула рот от спокойной, уверенной манеры матери.
— Обычно у двери сидит какой-нибудь амбал с бычьей шеей, — продолжала Конни, — а список со всеми фамилиями, кому разрешен доступ за кулисы, висит за углом у главного выхода на сцену. Ты просто ведешь себя так, словно провела там весь вечер. Говоришь, что забыла сумочку с пропуском в раздевалке или еще что. Говоришь ему, что ты… как там зовут этого басиста?
— Вэл, — произнесла Винд, словно стихи. — Вэл Макклауд.
— Говоришь, что ты старая подруга Вэла и что тебе надоело стоять за кулисами и ты вышла послушать микс сзади и забыла сумочку. Делаешь вид, что чуть-чуть побаиваешься его, и одновременно не забываешь себя демонстрировать. Все это дает тебе возможность попасть туда… гипотетически, разумеется.
Она видела, как Винд нервно переводит взгляд с голубой двери на нее и обратно, словно собираясь с духом и одновременно как бы ища… чего? Одобрения?