Тело бросило в жар, с которым ничего не мог поделать дождь, капли которого барабанили по голове. Внутри вновь зазвучал голос ее матери — но она отключила его, лихорадочно выбрасывая из ямы все новые комья земли. Потом отбросила лопату, схватила кубок и уже примерилась швырнуть этот кубок туда, где ему было должное место…
Но в его блестящих боках увидела отражение своего лица.
Выглядела она как безумная старая ведьма. Весь макияж давно смыло, бесформенные сосульки волос, брызги крови, застывшие на лице, которые во мраке смотрелись как старческие пигментные пятна…
Вечная жизнь… возвращенная юность…
Она взглянула на кубок. В нем появилась жидкость, которой — она могла поклясться — раньше не было. Капли дождя падали внутрь, и было бы очень просто…
Теперь зазвучали другие голоса, нашептывающие, подбадривающие…
— Отдай это мне!
Этот голос раздался явно не в ее мозгу. Он раздался из-за спины. Резко обернувшись, она увидела Винд.
Она держала лопату.
— Отдай это мне, мать. Быстро!
Конни мгновенно поняла все. Под раскат грома она поняла, что Вайли, а возможно, и кто-то другой, точно так же явился и ее дочери.
Обеим было сделано одинаковое предложение.
Один выход. Одна возможность…
Голова гудела от множества тревожных, кричащих голосов. Но гром перекрыл их.
— Это мой, — с нажимом сказала Конни.
— Сука! — взвизгнула Винд. Глаза ее дико сверкнули, сознание помутилось. — У тебя был твой шанс. У тебя было более чем достаточно шансов! Ты проворонила все! Семью! Свою жизнь! Меня! Все! Какого черта тебе за это теперь награда?!
Это кричала не дочь. Однозначно. Винд не произнесла бы этого, не подумала. Винд не могла орать на нее, как безумное привидение. Видимо, это нечто иное, какой-то толчок…
Толчок.
Винд толкнула ее. Конни попятилась, запинаясь, и гнев захлестнул сознание, не оставив ничего, кроме одной голой ярости.
— Потому что я заработала это! Я заслужила! Мучениями с матерью, с тобой, с сорока годами жизни в дерьме! И на этот раз, пропади все пропадом, я поступлю как надо! — Тело горело повсюду, где остались пятна крови Вэла, но она больше не обращала на это внимания. Все, что она видела — взгляд дочери, прикованный к кубку.
Винд шагнула к ней, неловко, но злобно замахнувшись лопатой. Конни отступила и споткнулась о заступ. Быстро поставив кубок на землю, она схватила этот заступ.
Небо одобрительно рычало, в то время как две женщины яростно принялись мутузить друг друга. Конни удалось нанести скользящий удар, из носа Винд брызнула кровь. Винд по-звериному бросилась вперед, лопата вонзилась в бок Конни, сбив дыхание и — она не могла понять наверняка — рассадив кожу или сломав ребро.
Визжа, они выкрикивали проклятия, выплевывая из себя годы горечи, оскорблений и боли. Каждая припомнила все, что было плохого в своей жизни, обвиняя в этом другую. В висках стучала кровь, глаза горели яростью, они дрались в жидкой грязи, нападая, промахиваясь, сцепляясь, визжа, чертыхаясь, пока не перестали узнавать друг друга. Пока не превратились в двух дьяволиц, двух исчадий ада.
И сверкнула молния…
И когда обе изготовились к бою, сжимая в руках простые садовые инструменты, которые превратились в орудия уничтожения, одна из них в мгновенном свете молнии увидела другую — увидела в очищающем свете, и это заставило ее вспомнить, кто они такие. Заставило ее вспомнить о связи между матерью и дочерью, которую невозможно разрушить, несмотря на любые уловки дьявола…
И она заколебалась, на мгновение взяв под контроль свои чувства.
Это было ошибкой.
Потому что острый металл, вскинутый другой, рассек ей голову с такой силой, что чуть не снес верхнюю часть черепа. Она покачнулась — умерев раньше, чем упала на землю, и капли ее крови брызнули в кубок, смешавшись с той жидкостью, которая была в нем.
Единственная оставшаяся в живых женщина стояла, тяжело дыша судорожно вздымавшейся грудью. На краткий, кратчайший миг она осознала жестокое зверство того, что совершила.
Но снова полыхнула молния, и снова начало жечь кожу; там, где кровь разукрасила ее тело, и затем выгорели все сожаления.
Она схватила кубок и с жадностью выпила его содержимое.
Никто не спорил: новая группа была выдающейся. "Фанкаменталс"[20] явно собирались затмить всех.
Публика уже завелась, ожидая их появления. И теперь Сара и Николь, лучшая утренняя команда ди-джеев в этой области, готовилась их представить.
Сара важно прошлась по сцене в своей кожаной байкерской куртке и обтягивающих "левисах", заправленных в высокие, до колен, ковбойские сапоги.
— Ну что, горлопаны? Готовы к настоящему року?
— Да, конечно, дружище. — заорала толпа, повторяя фирменную фразочку Сары и Николь.
Николь, вторая половина самопровозглашенной лучшей утренней монархии, выплыла на сцену в черной кожаной мини-юбке. Она вырядилась в черные леггинсы, туфли на шпильках и по меньшей мере в двадцать серебряных браслетов.
— Ну что ж, тогда приветствуйте новейшую, мерзейшую группу, о которой все говорят в этой стране! Они были у нас на утреннем часовом шоу, и вы все слышали их сингл — "Возьми Себе или Разбей". Мы горды тем, что можем представить вам — первое крупное появление у нас — "Фанкаменталс"!
"Фанкаменталс" вывалились на сцену и, пока исполняли свою вещь, толпа делала все, что и полагается делать толпе, — орала, вскакивала, хлопала, визжала, свистела, плясала и снова одобрительно свистела.
Забавны все-таки тенденции в моде. С недавних пор на пик вернулись дешевые версии шестидесятых. Все "Фанкаменталс" были причесаны так, словно он или она только что вышли с коктейль-приема у Кеннеди в 1962 году. Исключением были лишь чрезмерный сценический макияж и отсутствие рубашки под курткой у загадочной девицы — их ведущей солистки.
А под небольшой ее шляпкой можно было увидеть странную деталь: в шикарных каштановых кудрях, завивающихся вокруг подбородка, терялась стекающая по щеке одинокая кроваво-красная слеза — последняя память от погибшего рокера, не стирающаяся, несмотря на все годы.
А сегодня ночью выйдет луна, чтобы спеть припев. Наверное, это будет новая песня, но луна знает слова наизусть.
Гэри Бранднер
Мистер Пэнтс
За сценой, как обычно после шоу, царил хаос. Кондиционеры выключили, так что в воздухе висели пыль, табачный дым (на таблички "Не курить" никто внимания не обращал) и запах пота. Крепкие парни в джинсах и футболках с надписью "Рак мозга", смеясь и ругаясь, разбирали и упаковывали звукоусилители, динамики, осветительное оборудование, дымовые машины и прочие аксессуары концерта "хэви-метал". Широкоплечие секьюрити сдерживали вопящих фанаток, пытающихся прорваться к своим кумирам.
Фарли Змерис вытер ладони о красный пиджак и вожделенно посмотрел на них. Взгляд пробежался по молодым грудям, жаждущим, чтобы их пощупали, пухлым губкам, готовым обхватить член. Да только груди эти предназначались не для рук Фарли, губки — не для его члена. С первого взгляда поняв, что он — не музыкант, фанатки забывали он его существовании.
Фарли показал пропуск сотрудника, и дюжие охранники пропустили его к гримерной, которую занимал Джоджо Кингман, вокалист "Рака мозга". Фарли остановился у двери, чтобы вынуть из ушей затычки. По правде говоря, хотя сам Фарли никогда бы этого не сказал, он терпеть не мог "хэви-метал". Он ненавидел взрывные ударные и визжащие гитары. А более всего он ненавидел дикие вопли, которые выдавались за пение. Если б у него был выбор, он бы лучше слушал хор глухих трубачей. В уединении своей спальни он наслаждался музыкой Гарри Конника-младшего. Но никогда, никогда и никому в этом бы не признался. Ему не только сказали бы, что он безнадежно отстал от моды, его выгнали бы с работы. А лишившись работы, он не смог бы и близко подойти к Валери Монс.
20
Непереводимое словообразование от англ. "fundamentals" (принципы, основы) и "funk" — (первоначальное значение "вонючий"); фанк — сильно ритмизованный, чувственный музыкальный стиль, идущий от блюза — первоначально в джазе, а затем в поп-музыке.