Въехав в открытые ворота, мимо высокой каменной стены с резным знаком «Начальная школа Элк-Парк», я почувствовала, как мурашки побежали у меня по телу. Словно невидимая камера снимала мое появление, и люди в тысячу глаз наблюдали за моими движениями, приговаривая: «Пусть эта обслуга убирается отсюда», «Она не одна из нас. Она бедная, ей тут не место». Путь от ворот до корпуса отдела снабжения показался мне чудовищно долгим.
В школьной кухне суетились мои сегодняшние помощники, телефонный оператор и сотрудник пропускного пункта. С закрытием пансиона на территории школы от большой команды, что трудилась на кухне все прошлые годы, почти никого не осталось. Собственно, восемнадцатилетнему Джулиану Теллеру (тому другому помощнику Фаркуаров) тоже досталось. Он был одним из последних учеников, проживающих в пансионе, а теперь попал под благотворительную программу Адели. С тех пор как мы с Арчем перебрались жить к Фаркуарам, Джулиан, под строгим контролем генерала, был постоянно занят сборкой какого-то ультрасовременного оборудования для сада и прочими нехитрыми делами. За все время Джулиан только один раз обедал вместе с нами, однако Арч не забывал ежедневно напоминать мне, что тот «никогда ничего подобного не пробовал». К сожалению, у меня не было шанса получше узнать этого мальчика. Зато у Арча была такая возможность.
Он обожал Джулиана. Все, что делал Джулиан, хотел делать и Арч; что носил Джулиан, Арч полагал верхом совершенства. Конечно, я думала обратить внимание сына на то, что Джулиан хоть и крут, но не богат, потому и должен работать с проживанием в семье, и все ради последнего года обучения. Но мне не хотелось читать сыну нравоучения. Джулиан учил Арча нырять (у Фаркуаров был прекрасный бассейн), и в отсутствие старых приятелей по двору мог вполне стать другом моему сыну.
Я надела фартук и сосредоточилась. Ресторан, где сначала было запланировано проведение ежегодного бранча, всего за день до назначенной даты отказался обслуживать школу. И директор в панике позвонил мне. А я, знаете ли, никогда не отказываюсь от работы. Помню, как без всякой суеты вынула из морозилки мясные пироги, быстро приготовила сырную запеканку и понесла все это в школу. А чуть позже я позвонила Элизабет Миллер (это сестра Филипа и по совместительству первоклассный пекарь). Я попросила ее сделать полдюжины божественных кофейных кексов с орехом киндаль.
К моему счастью, двое моих сегодняшних подручных не забыли поставить запеканку в духовку. Было приятно видеть, как нежные яично-сливочные слои пузырились вокруг расплавленного английского чеддера. Мы разложили толстые ломтики бекона, сварили кофе, поставили подогреваться хлеб и мясные пироги. Я уже собиралась перейти к фруктам, как вдруг кто-то сказал, что в столовой меня ожидают.
Я выложила первую партию корзинок с мускусной дыней на большой поднос и понесла в столовую. Огромная столовая была так ярко освещена, что пасмурная темень по ту сторону высоких рифленых окон казалась глубокой и необъятной. Три ряда хрустальных люстр пускали на кремовые стены и гладкие столы вишневого дерева длинные желтые лучи. Как это было не похоже на кафетерий в школе Арча. Там, где предполагалась благотворительная встреча со сбором средств в чью-то пользу, буквально с каждого свободного дециметра стены громко кричали школьные плакаты: «Мы можем это сделать!» Здесь все было изящно. Я заметила проектор для слайдов и экран, из-за которого торчала голова Элизабет Миллер. Она указала рукой на груду приготовленных ею кексов.
— Спасибо, что пораньше приехала, — кивнула я ее золотоволосой головке — такой курчавой, что Лиз напоминала мультяшного героя, засунувшего пальцы в розетку.
Элизабет поздоровалась со мной легкой улыбкой и кивком головы в завитушках, между которых виднелись длинные, в тринадцать сантиметров, серебряные сережки. Она подошла ко мне широким шагом с носка — излюбленная походка женщин, которые в основном носят только балетки. Ее обычный наряд, состоящий из черного трико, колготок и юбки от Данскин до середины икры, не вязался с официальной обстановкой зала. Хотя это было для нее так типично… Элизабет Миллер была похожа на фею Динь-Динь из «Питера Пэна» — которой, правда, уже стукнуло тридцать.