— Я приготовила их с душой, — ее улыбка приоткрыла слегка неровные зубы.
— Не волнуйся, я никому не скажу.
Элизабет держала последний оставшийся в Аспен-Мидоу магазинчик полезных продуктов и была помешана на здоровом питании. Она даже белую муку не продавала.
— А у нас будет возможность уйти пораньше? Мечтаю убраться отсюда еще до того, как директор начнет свои денежные поборы.
— Уверена на все сто.
В последнее время дела в магазинчике Элизабет шли не так хорошо, как хотелось бы. Недавно я заезжала к ней, чтобы купить сушеную папайю, и Элизабет пыталась продать мне двадцатикилограммовую упаковку пшена. А когда я намекнула, что ей пора обратить внимание на деликатесы и, может быть, заняться ими, она посмотрела на меня так, будто я предложила ей что-то неприличное.
— Серьезно, — сказала она, вытянув вперед носок правой ноги. — Мне не хочется платить за блюда, которые я все равно не буду есть. Извини, Голди, это не к тебе. Понимаешь, я абсолютная вегетарианка. К тому же шампанское разрушает клетки мозга… И вообще, я пришла, чтобы повидать друзей, и не собираюсь выслушивать речи о том, как заполучить еще больше денег для школы, только потому что она опять в чем-то нуждается. Пусть делают, что хотят, а я покончила с чувством несуществующей вины. И никому ничего не должна. Разве что себе — в ближайшие два дня снять стресс ромашковым чаем и отваром из листьев колеуса.
— Ты всегда можешь дать им фальшивый чек, — предложила я, пристроив на столе последнюю корзинку с дыней.
— Неплохая идея! — Она посмотрела на меня в упор. Ее большие голубые глаза напомнили мне Филипа. — Филип звонил?
— Да, он опоздает немного. Я могу тебе чем-то помочь?
— Нет, — без уверенности ответила она.
— Все нормально?
— Нормально.
Она попыталась переключить мое внимание на корзинки с дыней:
— Тебе много пришлось готовить?
— Множество разных вкусностей. Попробуй запеканку. В ней абсолютно вегетарианский чеддер.
Она не отреагировала на мою шутку. А у меня было еще полно работы. Нельзя прохлаждаться, когда вот-вот нагрянет толпа гостей. Не знаю, к чему клонила Элизабет, но мне ужасно хотелось, чтобы она скорее перешла к сути.
— Голди, — наклонила свое эльфийское личико Элизабет и внезапно умолкла, поджав губы.
Что-то подсказывало мне — говорить она собирается не о еде, не о школе и даже не о подлеце-директоре. И я предложила:
— Может, присядем?
— Нет уж, — ответила она, наклонившись еще ближе к корзинке с дыней и делая вид, что внимательно ее изучает. С кухни призывно шел запах бекона и кофе. Мы обе знали: пора туда. — Просто…
— Просто?..
— Ох, — тяжело вздохнула она. — Я переживаю за Филипа. Мне кажется, что-то он чересчур усердствует с некоторыми из своих пациентов. Ну, знаешь, вы ведь достаточно близки, чтобы обсуждать такие вещи.
Люди всегда говорят «знаешь», чтобы не отягощать себя объяснениями, словно они пытаются переложить на тебя ответственность, мол, ты знаешь, о чем я. Вот мое любимое: «Знаете, вам надо заполнить бланк». А Элизабет имела в виду: «Знаешь, я не стану ничего говорить, ты лучше сама догадайся».
Общаться в такой просторной столовой было неловко, поэтому я наклонилась к ней ближе и в очень доверительной манере уточнила:
— Ты имеешь в виду, рассказывает ли он мне о своих пациентах, или ты хочешь знать, спим ли мы с ним? В любом случае, ответ на оба вопроса «нет».
Она пожала плечами:
— Нет, знаешь, я совсем не это имела в виду.
Я все еще «не знала».
— Тогда ты, наверное, имеешь в виду, достаточно ли мы близки, чтобы думать о свадьбе? Тоже нет. Удовлетворена?
Она, похоже, успокоилась и даже прикрыла на секунду глаза.
— Понимаешь ли… — начала она, еще больше колеблясь, и остановилась. А я подумала: «Давай, давай, говори же!» Но Элизабет с трудом удавалось раскрывать рот: — Мне просто надо поговорить с тобой… то есть, с ним. Но я не знаю о его планах…
— Мне также неизвестны его планы, кроме, разве что, того, что он собирался на бранч. Если ты хочешь поговорить с ним о здоровой пище, я буду рядом. Если ты хочешь поговорить о здоровой пище со мной, сегодня я буду у тебя в магазине, чтобы закупить все для завтрашнего ужина. А теперь будь хорошей вегетарианкой, пойдем со мной на кухню и проверим, готов ли бекон.
Она наморщила нос:
— Бекон? Я даже запаха его не выношу…
Но ее прервала первая группка гостей: в проеме резных дверей неожиданно появились родители учеников (некогда сами выпускники). Они шумно ввалились в столовую, заливаясь неестественным смехом. Это был тот смех, сквозь который слышалось: «Видите? Не надо быть молодым, чтобы уметь веселиться». И вдруг стало поздно проверять бекон или что-нибудь еще. Я вынула изо льда первую бутылку шампанского и начала ее открывать.