«Наш» дом, «наши» витрины, Господи Иисусе, я уже думаю, будто это мое. Лиз, ты демон зла какой-то… А ведь я еще и в здание не вошла.
Легка на помине! Стоило о демонах подумать, как Лиз вышла из дома и встала, подпирая открытую дверь бедром.
– Эй, кончай таращиться и пехай сюда! – выкрикнула она, прежде чем повернуться и зайти обратно в дом.
Гэвин отделался от пристяжного ремня и кинулся открывать дверцу, но не смог: блокировка, защищающая замок от детей, не позволила.
– Давай же, мамочка! – молил сын. – Тетя Уис сказала пехать.
– Гэвин, язычок, – сказала я, закатив глаза, когда поняла, что он не желает меня слушать, и вышла из машины. Обошла ее, открыла заднюю дверь и помогла сыну выпрыгнуть на землю.
– Веди себя хорошо, понятно? – обратилась я к нему, когда мы шли по дорожке. – Не бегай, не вопи, ничего не трогай и перестань произносить плохие слова, иначе ты отправишься домой на сон-час.
– Да посел он, сон-час.
И не подумаю продавать его цыганам. И не подумаю продавать его цыганам.
Когда я открыла дверь, над нею мелодично звякнул колокольчик, и Гэвин, вырвав руку, стрелой полетел в раскрытые объятия Лиз.
– У-у-у-у, мой красавец-мужчина здесь! – завопила Лиз, подхватывая его на руки и начиная кружить. – Что нового, мужичок? – задала она вопрос, посадив его на стойку, рядом с которой стояла.
– У мамы голова болит, а у меня большой писун!
Лиз зашлась в смехе.
– Гэвин, прошу тебя. Хватит говорить про писун, – сердито заметила я.
– Смотли, – сказал он и принялся было расстегивать джинсы.
– А ну-у-у, – произнесла я, быстро подошла и помешала сыну выпростать его сокровище на белый свет. – Никому не нужно это видеть, и… ты помнишь, о чем мы недавно говорили?
Гэвин кивнул, показывая, что помнит, я спустила его со стойки и отправила к большому окну смотреть на улицу и считать проезжающие мимо машины. Когда он влепился лицом и ладошками в стекло, я повернулась к Лиз, которая молча тряслась от хохота, зажав рот руками.
– Ничего смешного, – зашипела я на нее. – Почему, блин, никто не сказал мне, что у четырехлеток писунчики деревенеют? Лиз, я не знаю, что с этим безобразием делать.
Лиз отерла слезы и виновато глянула на меня.
– Извини, Клэр, но кроме шуток. Тут и впрямь уж очень смешная проблема. Извини, я ничего не знаю о четырехлетних мальчиках. Когда же, черт, это случилось впервые?
– ОДНА! – завопил Гэвин от окна, когда мимо проехала машина.
– Не так давно, после того, как он помылся на сон грядущий. Он лежал на полу ванной на полотенце, и я ему дала почитать книжку, а сама побежала за пижамой, висевшей на сушилке в коридоре, – начала я свой рассказ.
– ДВЕ! – донесся очередной вопль Гэвина.
– Захожу в ванную, а он перевернулся на спину, и эта штука торчит прямо вверх, как штырь громоотвода. Ужас какой-то! А он, знай себе, по нему шлепает и радуется «как смефно». Лиз, ради Христа, перестань гоготать!
– ТВИ!
– Прости. Прости! – лопотала Лиз между приступами хохота.
– И знаешь, из всех книжек, какие ему могли попасться в тот момент, попалась… про Лунтика. Мой сын испытывает возбуждение от, мать его, Лунтика! – Я прикусила язык и быстро обернулась, желая убедиться, что Гэвин меня не слышал.
Лиз уже билась в истерике. Рот она зажала двумя руками, плечи ходили ходуном. Всякий раз, когда она собиралась глотнуть воздуха и не смеяться, она судорожно всхлипывала и тут же задыхалась.
– Ты отца своего об этом спрашивала? – выговорила она вперемешку со смешками и покашливаниями.
Еще не ответив, я закатила глаза, припомнив разговор, который как-то поутру попыталась завести с папкой.
– Ох уж мне это старшее поколение! Ты ж знаешь отца. Стоило мне произнести слово «пенис», как он повернулся и вышел из комнаты, посоветовав обратиться к матери. От матери помощи было ровно столько, сколько от тебя сейчас. Когда я спросила, нормально ли это, она ответила: «А одноногая утка кругами плавает?» Я повесила трубку после того, как битых десять минут выслушивала ее захлебывающийся смех, каким она залилась, услышав от меня про Лунтика.
Лиз наконец-то успокоилась, и мы обе обернулись, желая убедиться, что Гэвин по-прежнему занят.
– Теперь всякий раз, когда это случается, он бежит мне показывать со словами: «Мамуля! Посмотли на мой больсой писун!» Так что я взяла да и сказала ему, что это нормально и происходит у всех маленьких мальчиков, что ничего тут особенного нет, чтоб ему бегать и рассказывать всем подряд.