Ступила на тесную лестничную площадку. Свет льется из облепленного грязью окошка в потолке. Наконец-то можно обойтись без выключателей! Места здесь совсем мало. Неужели я в башню поднялась? Кто-то повесил возле лестницы белую полочку, плотно уставленную книгами. Ну и как протиснуться мимо нее с чемоданом? На остальных этажах по две квартиры, но здесь всего одна.
Я шагнула вперед. На низкой белой двери висит маленькая медная табличка. На ней крошечными буковками выведено: «Сами». Я вздохнула с облегчением. Хорошо, что не придется еще раз преодолевать эту жуткую лестницу. Но тут сообразила: раз теперь здесь буду жить я, значит преодолевать жуткую лестницу придется каждый день – заметьте, с восемью пальцами на ногах! Пока я отмахнулась от этой нерадостной мысли и громко постучала в дверь.
– Есть кто-нибудь дома?
За дверью послышались шаги. Слава богу! Не знаю, что бы я делала, если бы пришлось тащиться вниз. Хотя нет, знаю – просто села бы на обратный поезд, и все дела. Но нет, так бы я не поступила. Ни за что.
– J’arrive[12]! – прокричал чей-то голос.
Судя по испуганной интонации, своим появлением я застала хозяина врасплох. За дверью что-то грохнуло. Да что у них там творится?
Наконец дверь распахнулась. На пороге стоял мужчина огромного роста – ни дать ни взять великан. Кожа смуглая, брови черные, кустистые, массивный подбородок покрыт щетиной. Из одежды на мужчине халат с узорами. Остается надеяться, что под ним хоть что-нибудь есть. На меня хозяин устремил взгляд, полный глубокого, искреннего недоумения.
– Bonjour, – поздоровалась я. – Анна Трент. Из Англии.
Вдруг забеспокоилась: что, если Клэр не смогла договориться насчет жилья? А может, вышло какое-то недоразумение, или хозяин передумал, или…
Хозяин прищурился.
– Attends![13] – приказал он.
А что мне еще оставалось? Только ждать.
Через пару секунд мужчина вернулся в огромных очках в черной оправе. От него пахло сандаловым деревом. Едва не чихнула. Мужчина еще раз поглядел на меня сквозь очки.
– La petite Anglaise![14] – воскликнул он, расплылся в широкой улыбке и перешел на английский. – Добро пожаловать! Добро пожаловать! Проходите! Что я могу сказать? Совсем забыл! Вы можете сказать: «Как так – забыл?» – а я могу сказать… я могу сказать… добро пожаловать à Paris![15]
Шагнув в комнату, я сразу убедилась, что хозяин не врет: он и впрямь забыл о моем приезде. Коридора почти нет. Возле двери из мебели поместилась только вешалка со шляпами. В жизни не видела такой экзотической коллекции: я заметила феску, фетровую шляпу и мохнатую голову от маскарадного костюма гориллы. Комната небольшая, но доверху забита вещами. Плащи и ткани, перья, ножницы, меховые палантины, наволочки, пепельницы, пустые бутылки из-под шампанского, огромные подушки на массивном красном диване и на полу возле него… В углу кухонька, но ею, очевидно, никогда не пользовались по назначению. Эксцентричный хозяин выпрямился, чуть не задев головой неожиданно низкий потолок. Должно быть, рост у него под два метра, не меньше.
– Oui[16], – подтвердил хозяин, окинув грустным взглядом беспорядок. – Забыл.
Но тут же повернулся ко мне с жизнерадостной улыбкой.
– Но я могу сказать – да, добро пожаловать, Анна Трент. – В его устах мое имя прозвучало как «Ан-На Трон». – Мой дом всегда в полном порядке и готов к гостям! Вам ведь это понравится, правда?
Я покачала головой. Нет, не понравится.
– Вы на меня сердитесь, – сделал вывод хозяин. – Вам грустно.
Я опять покачала головой. Я не сержусь, и мне не грустно. Просто на меня свалилось слишком много новых впечатлений за один раз: я устала, перенервничала, вот слезы на глаза и навернулись. Еще бы – в первый раз я забралась так далеко от дома. Поэтому единственное, чего мне хочется, – сесть на нормальный стул за нормальный стол с нормальной чашкой чая, а не продираться через безумный творческий беспорядок богемной мастерской. Неужели я слишком многого прошу?
– Что это у вас такое? – спросила я, обведя широким жестом комнату.
– Беру работу на дом, – пожал плечами хозяин. – Моя главная беда: слишком много работаю.
Позже выяснилось, что главная беда Сами отнюдь не трудоголизм, но в тот первый вечер я поверила ему на слово.
Оказалось, Сами работает в костюмерной театра «Опера Гарнье». Вместе с десятком девочек-швей создает костюмы для оперных постановок и получает за это жалкие гроши. В Париж Сами приехал, надеясь устроиться в один из крупнейших модных домов, но, увы, не сложилось. Теперь его основное занятие – расставлять швы на корсетах для певцов и жаловаться на жирных теноров и унылых сопрано, которые твердят, будто из-за узких костюмов не могут нормально петь, но на самом деле просто выпендриваются.