На щебенке у дома по-прежнему лежала скомканная фольга. Она словно гипнотизировала и заставляла смотреть только на нее. Желанная для каждого ребенка обертка. Если она у тебя в руках, а рот измазан в шоколаде, то каждый будет тебе другом - все будут тебя уважать. Так было всегда, это понимал даже трехлетний малыш, ведь ребята постарше сразу объясняют, как устроен мир. Будь здесь Лонни, то он бы выдвинул заумную теорию о теневых талонах, но Уно был один. И у него получилась не теория, о четкий план: как там говорилось в документах "Людей Моро"? Высокоморален? Сай хотел, чтобы Уно стал таким, вот он и станет - у него будет самый дорогой талон, а затем он достанет еще! Он заставит всех себя уважать, а "Людям Моро" принять его.
Мальчик знал, что собирается делать, и быстро выскользнул из комнаты. Замерев на верхней ступеньке, он присмотрелся к тяжело дышащей во сне сестре. Любимой сестренке. Но как сказала Шэр: любовь, даже самая искренняя, ведь не означает, что ты не можешь убить, если на кону стоит шоколад.
Но с каждой ступенькой мальчик отчего-то все замедлял и замедлял шаг, пока окончательно не замер на нижней. Ладони вспотели, и ему стало трудно дышать от волнения.
- Все так делают, - вслух произнес он, внимательно присматриваясь через прутья колыбели к покрасневшему личику Сары. - Это нормально. Даже если узнают, то никто не будет перешептываться и осуждать! Даже Шэр думала так сделать!
Слова, сказанные вслух, добавляли уверенности, и мальчик ступил со ступеньки в комнату. Осмотревшись, увидел подушку на маминой кровати, и в голове тут же созрел окончательный план.
- Даже атланты никого не арестовывали за такое! Значит, люди А тоже думают, что это правильно!
Еще одна фраза окончательно успокоила, и Уно подхватил мягкую подушку подрагивающими руками.
Сара тихо спала, иногда вздрагивая во сне - будто предчувствовала что-то. Мальчик навис над ней, так что тень от подушки упала на покрасневшее личико. Глаза сестры были плотно закрыты, словно она специально сомкнула веки изо всех сил, чтобы не видеть сосредоточенного лица брата.
Капля пота стекла по виску Уно, и он нервно вытер ее плечом, не отрывая взгляда от колыбельки. Весь мир сжался до спаянной из железок кровати для Сары, и в память мальчика впечатывался каждый неровный изгиб, зазубрина на железной ножке и отметины на неровно спаянной спинке.
- У меня будут талоны. Меня будут уважать, - сам того не замечая, он произнес слова вслух, медленно опуская руки к сестре. - В этом нет ничего плохого!
Губы малышки оказались ярко-красными, прямо как кровь на шерстке Фыра, и Уно вздрогнул - перед глазами появилось безвольно тело зверька. Сердце сжалось, как будто его обхватил холодной лапой атлант, а воздух стал вязким, остающимся комом в горле.
Как же больно было потерять Фыра! Осознавать, что больше никогда его не увидишь, не поиграешь, не погладишь по мягкой шерстке! На глазах мальчика выступили слезы, но он понял, что плачет, только когда почувствовал соленный вкус на губах. Недоумевающее вытерев лицо, он ошарашенно замер.
- Почему мне больно? - вопрос вырвался в пустоту, но Уно наивно ждал ответа. Надеялся, что из кухни вдруг вынырнет Сай, и все объяснит. Сумасшедший ведь знал столько тайн и, кажется, мог объяснить все непонятное. - Ведь не больно, когда умирают...
Уно помнил много смертей - люди в Таксонии жили недолго, а умирали часто, но разве кого-то это огорчало? Все дети радовались, похлопывали в ладоши и со смехом неслись в обменные пункты, чтобы поменять долгожданный теневой талон. Мальчик сам мечтал о заветном шоколаде. Смерть - это шанс получить самое дорогое! Так почему же ему стало больно дышать?
Сара дернулась во сне и перевернулась на бок, скидывая одеяло, и привлекла внимание брата. Он со смешанными чувствами смотрел на сестру, невольно опустив руки с зажатой подушкой.
- Почему?
Громкий стук в дверь прозвучал так неожиданно, что Уно подскочил и испуганно засобирался, словно его застали на месте преступления. В проеме окна мелькнуло лицо Сутулого. Он задорно подмигнул и приглашающе махнул рукой, мол, выбегай сюда - ты же хотел меня видеть.
От волнения забыв отложить подушку, мальчик рванул из комнаты на улицу. Холодный вечерний ветер отрезвил, и Уно, замерев на ступеньках, с наслаждением втянул носом наполненный примесями влажный воздух - в доме он больше не мог дышать спокойно.