В освещенном зале у стен стояли железные ящики с разноцветными табличками: какой талон пришел менять, к такому цвету и подходи. Для теневого талона тоже нашлось свое место, в отдалении от остальных - прямо под еще одним витражом с красивой, обнажённой девушкой: волосы длинные, рыжие, распущенные обвивали смуглое тело. Кожа у девушки была темной, загорелой, особенно лицо, но больше всего завораживали ее глаза - ярко-синие, насыщенные, хитро поблескивающие. Краем уха Уно слышал, что звали ее Кариной - матери часто называли дочерей в ее честь.
Руки мальчика задрожали от волнения, и хоть он почти разочаровался в теневом талоне, но, стоило ему подойти к ящику, как сладостные воспоминания нахлынули и закружили его в волшебном водовороте эмоций. Вспомнилось и первые ириски, когда умерла тётя Сара, в честь которой и назвали сестренку, и шипучки после смети дедушки. Уно вновь вспомнил радость, когда в руки попадает обёртка, шелестящая от самого робкого прикосновения, и воспоминания о смерти сестренки перестали быть пугающими. Все переживания и страхи испарились, ведь совсем близко, на расстоянии протянутой руки маячила шоколадка.
Карина с одобрением взирала на мальчика с витражного окна, и под ее подбадривающим взглядом ярко-синих глаз, он вставил талон в узкою щель, напоминающее те, что были в дверях на АЭС. Кнопочки на ящике вспыхнули зелёным светом, и черно-белый квадратик с шуршанием исчез в железном нутре. На матовой поверхности вспыхнула надпись: "Ожидаете 5 минут", и Уно послушно присел на пол, смотря на заслонки внизу ящика.
Под первым этажом, глубоко под землёй, сейчас паковали сладости для мальчика - в который раз он подумал, что это лучшая работа, но нужно обладать большим везением, чтобы оказаться на этом месте. Ведь наверняка рабочие прикарманивали продукты, кто бы их на месте поступил бы по-другому.
Раздался щелчок, защелка отодвинулась, и показался черный, плотный пакет. Тут же схватив его, будто кто-то мог решиться его отобрать - хотя таких глупцов в обменном пункте нужно было еще поискать - Уно торопливо запихнул сокровище под костюм, и почти бегом кинулся из здания.
Мальчик несся по улице, думая лишь о том, что найдет внутри пакета, и пытался пальцами прощупать через костюм содержимое. Но плотный материал мешал, и интерес из-за этого все усиливался и усиливался. Уно пришел в себя лишь подбежав к дому - опасливо замерев перед дверью, он, прислушавшись, толкнул створку. Встречаться с мамой ему совсем не хотелось, но она, к счастью, уже ушла на работу.
Ничего не видя перед собой, мальчик подбежал к маминой кровати и резким движением разорвал пакет. На синий плед высыпались конфеты в разноцветных обёртках: красные, зеленые, фиолетовые - словно огоньки фейерверков они рассыпались по синему небу. Облизнувшись, Уно сразу узнал длинную конфету, завернутую в зеленую фольгу. Он нюхом чуял, что внутри шоколад, и рука сразу потянулась к лучшей награде.
- Нет, это должны видеть все! Особенно Арчи!
Сграбастав сразу пять конфет в одну руку и четыре в другую, мальчик собрался выбраться на крыльцо, но вдруг увидел пустую колыбельку и замер. В один миг рухнул внутренний барьер, защищающий Уно от осознания, что сестра мертва. Пока перед глазами не появилась пустая колыбелька, все казалось нереальным - разве Сара могла погибнуть? Разве возможно, что он никогда ее больше не увидит? В голове молоточками застучали два слова: "Сара мертва", и Уно стало дурно. Ком подкатил к горлу, и щеки вспыхнули нестерпимым жаром.
Невольно отступив на шаг назад, он запнулся и рухнул на кровать. Руки ослабели, и конфеты осыпались на покрывало, да только былого восторга от подобного зрелища не осталось. Зато появился жгучий стыд, будто Уно сам убил свою сестру, но ведь он этого не делал!
Взгляд скользнул по полке рядом с колыбелькой, и мальчик заметил, что пакет из АЭС исчез, и в голове стали рождаться смутные, но от этого не менее страшные подозрения: а если монстр и правда убивает? Тем самым порошком, который был закупорен в контейнере.
Похолодев от мысли, что все-таки он мог убить Сару, мальчик в отчаянии оттолкнул сладости и схватился за волосы. Дернув вихры и почувствовав острую боль, он пришел в себя, и шоколадное марево схлынуло. Уно смотрел на яркие обертки и не мог понять, что же его так заворожило, нет, правильнее будет: что заворожило всех? Таксония стала казаться уродливой, искаженной, как будто реальный мир просматривался через мутную жидкость, что выдавали по фиолетовым талону! Все здесь было неправильно!