- Что?
- Я устал от всех этих распродаж. Иисус, родители начинают дразнить меня: «Наш сын – торговый агент».
Денни загоготал снова, а у Кевина от природы была хорошо развита мимика.
- Да. Знаю, о чем ты. Я тоже устал от этого продажного дерьма. У парня, очевидно, возникла правильная идея.
Кевин согласился.
- На двух центах я и застрял, - сказал Денни.
- Разменять мелочь? - начал развлекаться Кевин. Он подумал: «Как же замечательно – за-ме-ча-тель-но! - Это же можно больше ничего не продавать!», и взглянул на мать. Она снова была около него, и увидел, как она отвернулась, словно, не глядя на экран, а лишь слушая звук, исходящий от телевизора.
- Знаешь, что? - спросил Хови Андерсен.
- Что? - лениво и сонно ответил вопросом на вопрос Ричи Рондел. Он наблюдал за приближением девочки. Выглядело фантастично. Свитер, огибающий все формы ее тела, джинсы в обтяжку, повторяющие форму ног. Боже!
- Я думаю, что парень с фамилией Рено прав. Я о шоколаде, - сказал Хови. Он также смотрел на эту девочку – на то, как она двигалась вдоль тротуара к магазину «Крейнс-Дрегстор». Но это не рвало цепочку его мыслей. Наблюдать за девочками и пожирать их глазами, или просто уничтожать их взглядом – было тем, что он делал автоматически. - Я больше не буду участвовать в распродаже.
Девочка оторвалась от газеты в металлической раме около магазина. Внезапно до него дошло, что сказал Хови.
- Не будешь? - сказал Ричи, не отрывая глаза от девочки. Она снова повернулась спиной, и он продолжил наслаждаться формой бедер и колен, обтянутых джинсами. Он взвешивал высказанное Хови, ощущая значение момента истины. Хови Андерсен был не просто еще одним из учащихся «Тринити». Он не был обычным парнем, являясь президентом юниорского клуба. Его имя было на доске почета среди учащихся, как отличника и футбольного защитника. На футбольном поле он мог схватить своих объятьях и опрокинуть на землю такого монстра, как Картер, что на протяжении последнего года уже делал не раз. Его рука могла подняться во время урока, и у него был ответ на самый трудный вопрос. Но та же рука могла также подняться и уложить любого, кто был возле него. Он был интеллектуальным грубияном, вежливым хамом. Кто-то из учителей прозвал его: «Сейчас поговорим». Как и любой из новичков, Рено, отказавшийся продавать шоколад, был ничем, а вот Хови Андерсен все-таки что-то значил.
- Это принципиально, - включился Хови.
Ричи сунул руку в карман и начал бесстыдно там шарить. Ему нужно было кое-что найти, наверное, что-то возбужденное красотой форм этой девочки.
- Что принципиально, Хови?
- То, о чем я говорю. Мы ходим в «Тринити» и платим за обучение, не так ли? Правильно. Черт, я даже не католик, как и многие, но все знают, что «Тринити» – лучшая школа для подготовки к колледжу из тех, что можно найти в этом городе. Это награды за высокую успеваемость и за победы в футболе, в боксе. И что происходит? Из нас сделали продавцов. Я выслушиваю все это религиозное дерьмо и даже хожу на молитвы, м что получается – вся эта распродажа шоколада превыше всего? - он плюнул, и брызги слюны, почти как слезы, поползли капельками по стоящему рядом почтовому ящику. - И вот однажды приходит новичок - «ребенок», и говорит: «Нет». Он говорит: «Я не буду продавать шоколад». Просто. Замечательно. Что-то раньше я никогда не думал, что можно так просто остановить распродажу.
Ричи наблюдал за девочкой – она уплывала.
- Я с тобой, Хови. И так с этого момента: «…не буду продавать шоколад», - девочка почти исчезла из их поля зрения, скрылась от глаз в наводнившей тротуар толпе. - Хочешь сделать это официально, полагаю, собрать классное собранье?
- Нет, Ричи, мы не в детском саду. Каждый пусть решает сам за себя. Хочешь продавать – пожалуйста, не хочешь – твое личное дело.
В голосе Хови сиял авторитет, словно тот вещал на весь мир. Ричи слушал с трепетом. Он был рад, что Хови водил руками по воздуху, и, может быть, некоторому влиянию его лидерства, умножившего уважение Ричи к нему. Его глаза вернулись на улицу, в поиске других девочек для наслаждения.
Потная взвесь висела в воздухе – прокисший дух гимнастического зала. И хотя тут никого и не было, то последствия протяженной гимнастической разминки задержались надолго. Вонь мужского пота из подмышек и от ног, гнилой запах старых кроссовок и прелых носков, что и было одной из причин неприязни Арчи к спорту – он ненавидел все, что выделялось человеческим телом, будь то моча, кал или пот. Он ненавидел спортсменов, потому что процесс их вспотевания был слишком быстрым. Он не мог видеть слизкие и липкие тела, промокшие насквозь от собственных физиологических выделений. Футболисты ко всему одевались в униформу, а боксеры – только лишь в трусы и перчатки. Взять такого, как Картер: сгусток мышц, и каждая дырочка, каждая пора сочится потом. Если оставить его в трусах и боксерских перчатках, то это бы выглядело отвратительно. Арчи избегал спортсменов. Он был легендой этой школы, о чем многие и не мечтали, но при всем при том он изо всех сил избегал преподавателя физкультуры Эдда. А теперь он был здесь в ожидании Оби. Оби оставил записку на двери его шкафчика: «Встретимся в гимнастическом зале после последнего урока». Оби любил драматизм и также знал, что Арчи терпеть не может это место, и еще назначил здесь ему встречу. «Ой, Оби, как же ты меня ненавидишь», - подумал Арчи. Хорошо иметь дело с людьми, испытывающим к тебе ненависть, это держит тебя на кончике ножа. И когда втыкаешь в такого иголку (что он постоянно проделывал с Оби), то чувствуешь себя с ними на равных, не переживая за собственную совесть.