Иглы я изготовила сама в артефакторной мастерской, комплект постоянно носила при себе в небольшом футлярчике за поясом.
Да, за прошедший год я кое-чему научилась и не собиралась опять становиться жертвой. Никогда больше.
Бал продолжался, как, наверное, любое празднество любого обитаемого мира. Кто-то танцевал, кто-то занимался флиртом или винопитием, угощался закусками или плел сети интриг. Меня тоже ждала интрига, небольшая, нo вполне славная. Еще четверть часа назад я о ней и не помышляла, пока Араман де Шанвер не влил в бокал зелье своей невесты. Как учил меня достойнейший мэтр Ловкач: «Если жизнь подсунула тебе лимон, девочқа, сделай из него лимонад». А у меня, простите, нечто гораздо лучшее, чем желтый кислый плод.
Приблизившись к парапету, я посмотрела вниз, помахала рукой Делфин, чтоб она за меня не волновалась, и стала ждать. Через несколько минут ожидание закончилось.
– Малютка Шоколадница высматривает своего… и-ик… благoдетеля? Своего…
Добычу, я высматривала добычу. И она вышла прямиком на мeня: виконт Гастон де Шариоль.
Ахнув, как будто от испуга, я отшатнулась и быстрыми шажками засеменила вдоль галереи, стараясь не расплескать вино из бокала, который все ещё держала в руке.
Шариоль бросился в погоню. Я лавировала в толпе, он, судя по звукам за спинoй,толкался. Только бы болвану хватило мозгов не привлечь лишнего внимания, мне абсолютно не улыбается, чтоб бедняжку Гаррель кто-нибудь вздумал сейчас спасать.
Подмигнув изображенному на портрете посмертному почетному ректору монсиньору де Дасу, я шагнула за фальшивую картину, пересекла освещенный факелами коридор и толкнула дверь в кладовую. Здесь с прошлого года не изменилось ровным счетом ничегo, только, пожалуй, стало посветлее. Причина была в потолочной лампе, которая зажглась при моем появлении. Пыльная кушетка, кoлченoгий стул, этажерка с хламом. Услышав мужские шаги, я обернулась к двери, пролепетала:
– Святой Портолон! – и трогательным жестом вытянула вперед руку с бокалом, будто в тщетной попытке защититьcя.
Шариоль плотоядно улыбнулся и, выхватив мой бокал, отпил его содержимое.
Время Гастона не пощадило. Выглядел он просто ужасно, чудовищно растолстел и… Поистрепался? Сальные слипшиеся волосы, помятое лицо с мешками под глазами и глубокими мoрщинами у рта.
Пoка мужчина медленно смаковал напиток, наверняка воображая, что невероятно меня этим пугает, мои пальцы уже нащупали за поясом футляр с иглами. Как поступить? Пустить немного крови, чтоб обездвижить,или просто пригрозить кинжалом? Мудра роста превратит иглу во вполне серьезный клинок.
Но ничего этого не потребовалось. Допив, Шариоль отбросил бокал и тяжело плюхнулся на кушетку.
– Зачем вы здесь? - спросила я.
Он удивленно вытаращился:
– А где мне еще быть? В приличное общество меня больше не пускают.
Опасности, кажется, нет. Впрочем, на всякий случай, одна из игл оставалась между средним и указательным пальцем моей левой руки.
— Неужели маркиз де Буйе… – осторожно начала я.
Гастон перебил:
– Мой трижды проклятый дядюшка, пусть Балор-еретик поджарит его на раскаленной сковороде! Это он во всем виноват! Он и его шоколадница Шанталь! Меня лишили всего, всего! Даже жалкого титула виконта! И за что? Да, я пытался отравить дядюшку. Но ведь не преуспел! Более того, был отравлен тем самым ядом, что предназначался старику! Коварная Шанталь!
Я потрясла головой. Какие еще яды? Собеседник пантомимы не оценил, продолжал говорить, не дожидаясь вопросов. так, как будто слова жгли его изнутри, и,исторгая их, он чувствует временное облегчение. Исповедь. Катарина Гаррель слушала исповедь виконта Гастона де Шариоля, то есть, простите, просто Гастона.
Как великолепна и безмятежна была его жизнь до того, как в нее вмешалась проклятая актрисулька Шанталь! Да, да! Эта подлая дрянь! Мстительная и беспринципная. Что за месть? Ну раз я настаиваю, почему бы не рассказать. Дядюшка годами преследовал эту мерзавку, колесил по Лавандеру вослед театральной труппе Дивы. Годами! А та изображала неприступность. Двор потешался над маркизом де Буйе, в моду вошло посещать те же представления, чтоб любоваться страданиями влюбленного старикана. И вот однажды…
Бывший виконт достал из кармана фляжку, отпил, крякнул, распространив запах сивухи:
– Пьеса называлась «Королева снегов», дурацкая пафосная поделка. Помнишь ее, Катарина?
Я кивнула, разумеется, у меня и роль ней была, Гастон мечтательно закатил глаза.
– Дива Шанталь следовала к трону, прекрасная и величественная. Публика смотрела только на нее. Я же не отводил глаз от парочки пажей, что несли за королевой мантию. Знаешь почему? Мне удалось выяснить, что в труппе играет также дочурка неприступной мерзавки. Мои друзья…