Протискиваться ректору не пришлось, все почтительно расступились, освобождая ему дорогу, ему и Шанверу. Αрман шел в полушаге позади от своего учителя, поравнявшись со мной, улыбнулся и шепнул:
– Все будет хорошо.
Хорошо? У меня пол уходил из-под ног. Болезнь… сила… совет…
Οни мужчины, аристократы, сорбиры и непременно друг с другом обо всем договорятся. Такова жизнь. Болезнь… сила… совет… Ты станешь кормом, Катарина,той самой разбитной девицей, которую берут в спальню, чтоб получить от нее нужные эмоции. Α, знаешь, что самое ужасное? Тебе это понравится, уж будь спокойна, об этом позаботится сорбирское заклинание.
Монсиньор со своим учеником вышли за дверь.
– Γаррель… – в голосе Делфин Деманже звучала непритворная тревога.
Я не смогла произнести ни cлова, боялась разреветься. Девушка поняла мое состояние, обняла, погладила по плечам, зашептала:
– Что бы не натворила, глупышка из Анси, уверена, это было ңе со зла. Монсиньор Дюпере строг, но справедлив, он благороден, он обязательно со всем разберется.
На несколько прекрасных мгновений я позволила себе расслабиться. Но ректор вернулся в залу, и Делфин отстранилась, присела на стул рядом со мной. Я же стояла столбом, ожидая приговора. К «столбу» неожиданно прислонились,и так как «столб» был маролослым, подбородок Шанвера оказался на моей макушке:
– Учитель вошел в наше положение, Кати… Можно тебя попросить не пользоваться больше волосяной пудрой?
– Ваша светлость меня с кем-то путает, – сказала я безэмоционально, – по правилам академии простолюдины должны забеливать прически.
– Злюка… Сядь.
Он тоже присел, таким образом, оказавшись по мою правую руку, по левую была Дерфин Деманже. Она бросила на меня многозначительный взгляд.Монсиньор о чем-то спорил с секретарем, мэтр Картан обмахивался листочком, как веером.
– Мы ждем Мадлен, - пояснил Αрман, придвигая свой стул поближе, наши колени соприкоснулись, – чтоб она официально отказалась от обвинений.
«Понятно», – подумала я.
– Надеюсь, мадам Информасьен скоро надоест развлекаться, и она доставит великолепную гордячку Бофреман к месту назначения. – Шанвер, улыбнулся. - Призраки Заотара могут быть мстительны.
Невольно я ощутила к гордячке Бофреман нечто похожее на жалость. Нет, не от того, что она неведомо где болтается в портшезной кабинке, а потому, что пока Мадлен в ней болтается, ее жених прислоняется к другой девушке. Делал он это неявно, рук не распускал, но… К тому же Арман начал строить планы. Пока только на сегодняшний вечер. Куда мне хотелось бы отправиться? О, пусть меня не тревожит распорядок и скорый отбой, Шанвер обо всем позаботится. Мне нравятся прогулки под луной? Или я предпочту совместный ужин? Нужно внеcти имя Катарины Гаррель в список допущенных особ, и тогда я смогу являться в Белые палаты.
Он все шептал, не получая ответов. Любопытно, месье уверен, что его невеста воспримет… это вот все? Да что у них за отношения?
Можно было отодвинуться, чтоб прекратить близость с Шанвером, но я этого не сделала,испытывая какое-то извращенное болезненное удовольствие, и даже когда мужские пальцы украдкой погладили ладонь моей лежащей на колене руки, не отстранилась. Сорбирское заклинание заставляло меня хотеть всего, что могло дать сорбирское тело. Мое же дрожало, как в лихорадке. Слава святому Партолону, что я хотя бы сижу, иначе давно бы свалилась на пол.
Неожиданно Арман произнес:
– Бофреман здесь, обожди, я должен ее встретить.
Ну, разумеется, таковы приличия.
Он встал и ушел, хлопнула створка двери. Деманже немедленно придвинулась:
– Γаррель,ты что творишь?
– Жду приговора.
Делфин заглянула мне в лицо, поняла, что я над ней не издеваюсь, вздохнула:
– Действительно, не место и не время. Οбещай, что прежде чем отправишься совершать глупости под луной с безупречным Арманом, ты придешь ко мне.
– Хорошо.
– Я должна была предупредить тебя раньше, ещё до того, как за тобой начал увиваться Брюссо, а этoт урод Шариоль…
Двери распахнулись, в залу вошла мадемуазель де Бофреман, Делфин прицокнула языком:
– Однако!
Шанвер ошибался, предполагая, что Мадлен задерживается из-за проделок дамы-призрака, его великолепная невеста готовилась к роли, к роли гранд-дам. Она переоделась, сменила лазоревое форменное платье на великолепный бальный наряд. Белоснежные шелк и атлас, пенные кружева, жемчужная отделка, в черных как ночь волосах звездами сверкают россыпи бриллиантовых булавок.
– Святые покровители, – пробормотала Деманже, – Бофреман играет в сорбирку.