Андреа это нравится. Ей нравится, что им снятся одни и те же сны — о том, как невозможно подобраться к самому важному, как застывают челюсти.
В музыкальном магазине она вспоминает слова Карла, и они помогают. Они помогают почти всегда. Советы Карла — такие редкие и такие ценные. Как будто «редко» и «ценно» прямо пропорциональны. Так не должно быть. Слова не должны утрачивать ценность оттого, что их произносят часто.
Андреа стоит лицом к лицу с относительно молодым продавцом-мужчиной (она всегда волнуется, оказываясь лицом к лицу с относительно молодыми продавцами-мужчинами). Всю дорогу она училась выговаривать «канифоль». Чтобы не получилась «канитель».
— Мне нужна… канифоль.
— Какая ценовая категория вас интересует? Все очень разного качества. Я бы порекомендовал вот эту, за девяносто девять крон. Отличное качество за такие деньги!
Она, конечно, знает… у нее в руке кошелек с сотенной купюрой Каспера, и вдруг она забывает обо всем и говорит:
— Хорошо, я беру.
Канифоль для Каспера лежит в маленьком зеленом пакете. Листок с неровным почерком Каспера Андреа спрятала в свой дневник с лосями на обложке. Стучится в дверь Каспера, сердце колотится, будь оно неладно, он открывает. Она немеет, каменеет… главное — не подать виду.
— Вот. — Она протягивает пакет и одну крону.
У Каспера удивленный вид, и она тут же теряется — что-то не так? Господибожемой, ну скажи, что все нормально! Стоять так близко — и вот его лицо, как говорится, озаряет улыбка, абсолютно естественная. Он заглядывает в пакет.
— Спасибо, огромное спасибо! Ты так меня выручила.
— Да не за что, — отвечает она, — ты только скажи, ну, если тебе понадобится еще что-нибудь из города, если я, ну, если я еще как-нибудь туда поеду.
Нет, такие длинные предложения не для Андреа. У нее в комнате пишущая машинка. На ней предложения выходят лучше. Если бы только Каспер их увидел. Если бы он увидел те предложения у нее на устах. Она спешит к своей двери.
— Я еду в город на следующей неделе, — произносит Каспер, — так что если тебе что-нибудь нужно или… — Он перебрасывает монетку из ладони в ладонь. Монетку, которую она держала в руках. — И… может, мы могли бы как-нибудь поехать вместе.
Каспер-дурак! Проклятый чокнутый Каспер! Разве Андреа посмеет? Такое безумие! Он что, не понимает? И как, как он может решиться на такое?
Она безудержно улыбается. Внезапное чувство, что она в очень невыгодном положении.
— Конечно, — отвечает она, — посмотрим.
Романы в психиатрическом отделении образца 1993 года запрещены. Каспер и Андреа — соседи, они ждут друг друга за завтраком, она медленно-медленно ест цельнозерновой хлеб: объедает по окружности. Наливает полную чашку кофе, потом еще и еще, и вот наконец копна желтых волос, глаза, все еще туманные от утренних снов. Он тоже раз за разом наливает себе кофе, и они медленно пьют и осторожно разговаривают. Андреа кажется, что ее слова шлепаются вниз, а не парят в воздухе.
— Сложно определить, — говорит Каспер, — как все эти люди попали сюда… — Он так хорошо говорит! — Но по тебе все видно… — Он слегка краснеет, ему это к лицу. — Глупо сказано, да?
Андреа качает головой: ей нравится, что по ней все видно.
— Почему… — Она откашливается. Такое чувство, что ей приходится до изнеможения бороться за каждый слог. — Почему ты проглотил те таблетки? Если не хочешь, не отвечай.
— Почему же не хочу? — Он улыбается. — Я поступил на медицинский факультет. Начал учиться, пытался заставить себя полюбить учебу, а экзамены все приближались, и я просто не выдержал, я чувствовал себя таким неудачником… — Он отхлебывает кофе. — Я не хотел умирать, я просто хотел исчезнуть, и вот попал сюда. — Он продолжает улыбаться.
— Ужас, — произносит Андреа. Что тут еще скажешь?
— Все не так плохо. Когда делаешь что-нибудь такое идиотское, что-то все-таки меняется, и потом ты уже лучше знаешь, чего ты хочешь, и вообще… — Каспер делает еще глоток кофе, они выпили уже чашек по восемь, наверное. Чашка в его руке дрожит.
— Наверное, надо верить, что во всем есть смысл. — Андреа откашливается. — Моя сестра так говорит.
Каспер кивает. Понимает. И вот спустя восемь чашек кофе появляется солнце и освещает игровую площадку внизу, Андреа растягивает губы в улыбке и уходит.
Солнце — неоновая лампа. Луна — маленькая белая таблетка. Сколько всего можно увидеть вокруг! Нога в душевой, некрасивая, ранее невиданная. Глаз на лице, которое вдруг начинает плакать. Мысль, принадлежащая Касперу, — подумать только, какими красивыми и ужасными могут быть мысли в чужой голове!