— О, Рэндалл, — промолвила я. — Мне очень жаль.
— Не стоит жалеть меня. Я не для этого вам все рассказываю, чтобы вы тоже почувствовали вину. В чем-то я даже благодарен вам. Вы заставили меня увидеть то, что сам я никогда бы не увидел и не узнал. «Вина, дорогой Брут», ну вы это знаете? Даже здесь он заставил меня сделать так, как сделал бы он сам. Я всегда думал и даже чувствовал, что всему виною расположение моих звезд, но это совсем не так. Я мог бы все делать самостоятельно. О, Кэтрин, что если я сознаюсь во лжи, а они мне не поверят?
— Тогда вам придется поверить им, — ответила я, а про себя подумала: они поверят вам.
— Я, возможно, сумасшедший. Но я не чувствую себя таким. Это не случайно, когда подменяют это слово словом злость. Но я думаю совсем иначе, отсутствие злости делает человека безумным…
Я услышала хруст гравия и, подняв ладонь, предупредила Форбса, чтобы он помолчал. Человек в кепке, пригнув голову от ветра, ехал по дороге на велосипеде. Он направлялся к воротам поместья. Видимо, это был Пэдди.
Когда шум велосипедных колес по гравию затих, мы снова вернулись к разговору.
— Ловенталь сказал вам, что он едет в Лейпциг, не так ли?
— Именно для этого он и позвал меня к себе в университет. Он боялся, что ФБР каким-то образом прослушивает его дом. А в институтском кабинете он включил вентилятор еще до того, как мы начали разговаривать. Он при этом произнес фразу, которую я потом повторил в тюрьме, включая там вентилятор: «X равен У». Он не поверил мне, что никакого гранта от Фонда не было. Это самое странное во всей этой истории. Он наотрез отказывался мне верить. Ему было удобнее не верить мне, ибо он, используя мою фантастическую выдумку, уже готовился к бегству. Рэндалл-удачник, он самостоятельный ученый! Я уверял его, что это шутка, фантазия и что я даже испробовал ее на одной своей знакомой, и ему это необходимо знать. Тогда он сказал, что если это так, то я сделал это намеренно, чтобы выставить себя на посмешище, чему он отказывается верить: «У вас слишком много достоинства и гордости, чтобы сделать такое, Рэндалл. Слишком много гордости». Достоинство и гордость, и слезы в глазах, когда я буду просить его найти и мне место в Лейпциге. Я помню, как он сказал: «Мир, Рэндалл» — и направился к двери. Стрелки часов показывали десять тридцать, а секундная стрелка застыла на двух секундах. Не знаю, почему я помню это, но я это запомнил. А потом ничего…
Я представила себе циферблат часов и подумала, неужели он похож на эмблему мира? Не совсем. Мой разум не мог постичь этого.
— Ничего, ничего не помнил, пока не очутился в баре отеля «Марди-Гра». Я хотел увидеть вас. Только это я и чувствовал, но постепенно это чувство стало меняться, и мне уже хотелось простить вас, и снова вернулось то, о чем я сказал себе раньше: я прекрасно могу все сделать сам. Именно это я имел в виду, когда произнес слово: искупление. Я люблю мелодраму, не так ли? Но, Кэтрин, клянусь вам, в тот вечер я шел домой и повторял себе: я уйду от старика. У него есть сын. Я убегу из своего дома. А потом утром, когда меня подняли с постели, я был потрясен, травмирован, и меня охватила паника… я пытался заставить полицию забрать всю мою одежду. Если я убил его, то на одежде должна быть кровь…
Мы были уже у ворот, и я остановилась.
— Как вы подали в поместье? Разве ворота не были закрыты?
— Через сторожку. Обе ее двери были открыты.
— Знаете, что я сейчас сделаю, Рэндалл? Я создам у ворот шум и суматоху. Сейчас достаточно темно, особенно в тени дома. Вы можете исчезнуть тем же путем, которым попали сюда. — Вдруг я поняла, что держу его за руку.
— Я не могу вас оставить с ним.
— Это ненадолго, — ответила я. — Здесь будут большие беспорядки, а у вас и своих достаточно.
— Вы боитесь меня?
— Нет.
Он сжал мне руку и тут же отпустил.
— Но вы будете… Впрочем, прощайте.
Я оставила его, не сказав более ни слова. Сняв с руки часы, я положила их в карман, а затем, подойдя к сторожке, просунула в щель двери голову и увидела мрачного ирландца, сосущего трубку.
— Я потеряла свои часы, Пэдди, когда запирала сегодня ворота.
Моя хитрость удалась.
Глава 16
Хиггинс ждал меня, глядя в окно библиотеки. Я заметила, что, увидев меня, он тут же отошел от окна. Поэтому я направилась к главному входу, зная, что он откроет мне дверь. Мы не проронили ни слова, пока не вошли в библиотеку.
— Вы решили, что я собираюсь линчевать его?
— Ему нельзя было оставаться здесь, — ответила я. — Это лучше, что он ушел.
— Он не сможет так скоро убраться отсюда, разве что у него есть крылья. Вы считаете его виновным, Кейт?