— Это могло быть мотивом, — задумчиво сказал Штайнер. — Кроме вас это еще кто-нибудь слышал?
— Может быть, он кому-нибудь говорил, я не знаю. Но, насколько мне известно, он испытывал непримиримую ненависть к Касаллу.
Штайнер кивнул:
— Вы знаете Домициана лучше, чем я. Что он за человек?
Карлик поболтал своими короткими ножками:
— Я бы назвал его счастливчиком. Богатый, из хорошей семьи, приятный, любимчик, но по-своему бессовестный, да, можно так выразиться. Берет все, что хочет, ибо считает, что по своему происхождению имеет на это полное право. Такие люди рождаются под счастливой звездой, они ощущают свою исключительность… Вы понимаете, что я имею в виду?
— Вы считаете, что он способен на убийство? Из-за уязвленного самолюбия?
— О, я считаю, что на убийство способен любой. Что мы знаем о глубинах души человека, который старается скрыть свои истинные чувства? Ничего не знаем, я уверен.
Штайнер молчал; карлик слез со стола и принялся ходить взад-вперед по комнате, как будто погруженный в мысли.
— Вы были у своей матери? — неожиданно спросил Штайнер.
Де Сверте кивнул:
— Да, до полуночи, надзиратель может подтвердить. Бедняжка совсем стара и больна, она рада любому собеседнику.
Штайнер встал и распрощался. Жаркий, душный день близился к вечеру, Штайнер распахнул плащ — символ артистического факультета. Пока он шел в сторону Марцелленштрасе, ему подумалось, что во всем этом есть некоторые странности: надзиратель уснул и проснулся только после одиннадцати, приор ушел к матери, и никто не мог подтвердить время возвращения Домициана в схолариум. Случайность или чье-то вмешательство? Но тогда получается, что кроме Домициана в курсе были еще двое, те, кто помогал ему осуществить злодейство, кто не хотел рассказать, когда же на самом деле он вернулся, потому что покрывали его.
Потом Штайнер вернулся к себе домой на Марцелленштрасе. Ему хотелось подумать, поэтому он отправился в сад. После смерти его сестры порядок там никто не поддерживал. Розы пропадали: их просто заглушили сорняки, которые, подобно наводнению, растекались во все стороны и не пощадили даже то место, где обычно сидел Штайнер. Сам он не предпринимал никаких попыток с ними бороться, просто наблюдал, как разрастается одно, похоронив под собой другое. Только теперь он осознал, что по-настоящему красивых цветов с большими бутонами становится все меньше «Нечто странное есть в природе, — подумал Штайнер. — Она подавляет красоту и отдает предпочтение простоте. Только человек способен приостановить этот процесс и в определенной степени повернуть его вспять, выдирая сорняки и таким образом создавая жизненное пространство для роз».
«А с людьми тоже так?» Штайнер задумчиво покачал головой. Как он осмелился сравнивать! У него на коленях лежал пергамент со странной загадкой. Чем дольше он думал, тем больше смущал его смысл этих слов. Господи, что же такое это единое, которое они проглядели? И кто это они? Те, кто должен раскрыть обстоятельства смерти магистра? А что, если пергамент попал в книгу случайно? И что это за тень, которую заметил ткач? Был ли это убийца?
Со вздохом он встал. Нужно было идти в морг, там его ждал судебный медикус.
Гроб уже закрыли. Но вскрывавший труп медикус с готовностью поделился своими наблюдениями: у Касалл а на затылке большая рана, нанесенная тяжелым предметом, удар был такой силы, что пробил череп. В склеившихся от крови волосах обнаружены крошечные глиняные осколки, так что орудием преступления могла быть глиняная миска.
— Его ударили? — повторил Штайнер. — Сзади?
— Да, об этом можно говорить с высокой степенью вероятности. Возможно, Касалл сидел на краю колодца, а убийца подкрался к нему сзади.
— А что нужно было Касаллу посреди ночи на Марцелленштрасе, да еще в такой дождь? И вдобавок прямо перед моим домом? Ведь убить его могли и в другом месте…
— Безусловно. В принципе, его могли убить где угодно. Теперь уже однозначно на этот вопрос не ответить. Сильный дождь, ливший всю прошлую ночь, смыл все следы.
— А время совершения преступления? — поинтересовался Штайнер.
— Ну, ткач утверждает, что услышал крики около одиннадцати часов. Пока Касалла искали, прошло, видимо, чуть меньше получаса.
— А зачем убийца его раздел, как вы думаете? — спросил Штайнер.
— Не исключено, что он хотел скрыть обстоятельства убийства, — предположил медикус.
— Касалл пронзительно кричал, соседи сказали, что это были крики человека, жизни которого угрожала непосредственная опасность. Люди буквально вылетели из постелей. Но почему при этом убийца проложил след к своей жертве? Конечно, в противоположном направлении, но искали-то поблизости, непосредственно вокруг места преступления. Он хотел нас запутать. Но, возможно, таким образом он пытался скрыть что-то совсем иное. Давайте восстановим, что именно нам известно: Касалл сталкивается со своим убийцей. Тот тяжелым предметом, возможно глиняной миской, наносит ему смертельный удар сзади, Касалл, уже смертельно раненный, кричит, но противник ударяет его второй раз, и Касалл умирает. Тогда убийца вкладывает в книгу, которую нес Касалл, пергамент, снимает с мертвого одежду и обувь и отделяет от плаща рукава. Затем он раскладывает все это на улице. Между отчаянными призывами о помощи и появлением первых жителей прошло минут пять, максимум десять. Пять-десять минут, которые у него были для создания декораций. Когда мастер выскочил из дома, он успел заметить, как тот убегает за угол. Странное поведение для убийцы, не находите?