Штайнер покачал головой:
— Нет. Я не крестьянин. Да и вы тоже. Так уж случилось, что кто-то обрабатывает поля природы, а кто-то — поля духа.
— Может быть, первое лучше, — пробормотал Иорданус.
— У вас отвратительное настроение.
Неожиданно Иорданус наклонился и схватил Штайнера за рукав:
— Вы не имели права спрашивать у магистров про плащи. От этого в крови начинает бурлить злость.
— Знаю, но я хотел убедиться. И это у меня получилось. Теперь каждый из нас вне подозрения.
— Все, кроме Ломбарди.
— Да, вполне возможно. Но если он смог за полчаса добежать до моего дома и обратно, а между делом убить Касалла, то он знается с нечистой силой. А между тем один наш коллега клянется, что Ломбарди уходил не больше чем на полчаса.
— Коллега может ошибаться. Я говорю вам, Штайнер, Ломбарди — это уравнение с двумя неизвестными. Я ему не доверяю. Слышали, что позавчера он спас жизнь какой-то женщине из приюта? Всадив человеку нож в спину? Ну, и сами понимаете, что из этого вышло. Кёльнцы чествуют его теперь как героя, к тому же он прибавил славы факультету.
— Но ведь парень просто хотел с ней потанцевать, — сказал Штайнер.
— Он ее чуть не задушил. Она до сих пор не встает с постели. И никто не хотел ей помочь. Все стояли вокруг и глазели.
— Пока не появился Ломбарди.
— Да, пока не появился Ломбарди.
— Вам не кажется, что он слишком поспешно хватается за нож?
Иорданус покачал головой:
— Что это значит, Штайнер? Против него можно говорить что угодно, но если бы он не проявил человеколюбие, женщина наверняка уже была бы мертва. Пусть кое-кто скажет, что это всего-навсего старая карга, но человеческая жизнь все равно остается человеческой жизнью.
Штайнер отпил пива. Вытянув ноги, он, моргая, смотрел на солнце.
— Иорданус, я топчусь на месте. Признаюсь, проверить плащи — это была идея Ломбарди, и в этой идее оказалось некое разумное зерно. Но дело не в плащах. Я на совершенно неправильном пути и не вижу выхода, сколько бы ни ломал голову. Я почти верю, что преступление совершил сумасшедший, оставил нам бумажку, а теперь помирает со смеху, видя, как мы мучаемся, прикидывая то так, то этак. Sapientia меня покинула. Думаю, мне следует сосредоточиться на Домициане фон Земпере, это единственная зацепка, которая у меня есть, потому что, возвращаясь в схолариум, он спокойно мог пройти по Марцелленштрасе. Там, например, столкнулся с Касаллом и воспользовался представившейся возможностью.
— Хорошо. Предположим, что он единственный, кто в это время был на улице. Софи Касалл и Лаурьен не вставали со своих постелей. В таком случае именно он должен был составить загадку и разрезать плащ…
— А что там еще лежало, кроме плаща?
— Башмаки, но они принадлежали самому Касаллу. В этом может поклясться его жена.
— Она уже подтвердила, что плащ его. А если она лжет?
— А если завтра мир перевернется вверх ногами? Штайнер, во что вы, собственно говоря, верите? Если вы занимаетесь этим делом, у вас должна быть твердая точка зрения.
— Верно, — пробормотал Штайнер. — Но если она действительно лжет?
— А зачем ей лгать? Чтобы выгородить саму себя?
— А если они все врут?
— Надеюсь, вы это не серьезно?
— Да, — тихо сказал Штайнер, — это я не серьезно… Что вы знаете о Ломбарди?
— Немного. Что он умен, магистром стал уже в двадцать лет. В Париже. Потом поехал в Прагу, потом в Эрфурт. Что питает слабость к Оккаму и Бэкону[31]. Убивает мужчин, которые пытаются надругаться над женщиной. Что он не слишком богат. Что красив и циничен…
— И что у него есть возможность водить нас всех за нос, — проворчал Штайнер.
Какое-то время они молча смотрели на детей, играющих на берегу, пока Иорданус не поинтересовался, а где же был Ломбарди в течение того получаса.
— У женщины, но имя я не спрашивал. Он полагает, что если я умею считать, то подозревать его в убийстве не стану. Он не обязан мне ничего рассказывать. Но вообще-то мне бы хотелось знать, у кого он был.
С противоположного берега донеслись удары колокола. Через час закроют городские ворота. Иорданус с ужасом подумал об обратном пути, и на лице у него появилась гримаса боли.
— У меня ноги не двигаются…
Штайнер ухмыльнулся:
— Значит, вам придется ночевать здесь, уважаемый коллега. Я слышал, что тут вполне приличные постели.
Иорданус поднялся.
— Огнем горят, — сказал он чуть ли не торжественно. — Жжет, как будто от тысячи свечей. Теперь я знаю, что испытывают мученики, которых охватывает пламя. О милосердие Божие, коснись меня…
31
Бэкон, Роджер (1214–1292) — английский философ и естествоиспытатель. Доказывал, что знания можно получить не в богословских спорах, а только с помощью опытов, направленных на изучение природы.