— Видите? Одни слухи, — сказал Иорданус и положил руку ему на плечо. А потом развернулся и ушел, оставив Штайнера одного.
У Лаурьена, который жил в схолариуме уже три месяца, испарились и гордость, и высокие мечты относительно новой жизни. Три месяца изнуряющего изучения способов доказательства, предложенных Аристотелем, арифметики и геометрии, а еще музыки и астрономии. Лаурьен все сильнее скучал по дому, но он не мог просто так, за здорово живешь, отказаться от стипендии и снова стать тем, кем был раньше. Со званием magister artium он наверняка сумеет получить дворянство, поэтому ему придется терпеть и двигаться вперед, даже если эту науку нужно будет грызть зубами. Конечно, остальные в схолариуме точно в таком же положении. Лучше живется только тем, у кого в городе своя комната, они хотя бы после лекций могут заниматься чем хотят. В схолариуме никакой свободой и не пахнет. Мрачный карлик правит своей маленькой империей, зажав ее твердой рукой. Принятие пищи, молитва, собрания, еженедельная исповедь — все больше и больше времени приходилось проводить в схолариуме, выполняя самые различные обязанности. Питались кашей, супом и овощами; жаркое, сыр или фрукты давали крайне редко. Исповедовались в собственной часовне, где даже в разгар лета стоял страшный холод. Только поход в баню сулил хоть какое-то развлечение, но чувственным удовольствием это не назовешь. Да и вообще с чувственностью возникли проблемы. От владельцев собственных комнат Лаурьен слышал, что они ходят к шлюхам; где-то в запутанных переулках Кёльна есть публичный дом, очень гостеприимный, особенно для тех, у кого есть деньги. Хотя и другие ценности тоже в ходу. Ему даже поведали про студента, который расплатился там мешком украденных яблок! От сплошной похоти пивнушки и веселые дома бурлили, но студенты, живущие в схолариуме, вынуждены были вести жизнь монахов. Карлик не сдавал позиций, иногда даже пользовался кнутом, если кто-нибудь из воспитанников по ошибке попадал туда, куда ему попадать не положено. Лаурьен прислушивался к чужим словам, но его товарищи могли только выдвигать предположения, потому что и сами ничего толком не знали, а если среди них оказывался тот, кому было известно больше, чем остальным, то с ним носились как с писаной торбой. Ходили слухи, что женщина отдается всего за три монеты, а иногда хозяин может даже угостить чем-нибудь вкусным, к тому же там есть хорошее вино, и так далее и тому подобное. С любопытством человека, ничего конкретно не знающего, Лаурьен постоянно прислушивался к разговорам. Вроде бы у развалин римской стены есть женский монастырь, туда можно пробраться через дыру и, когда стемнеет, посмотреть в окно на раздевающихся женщин. Эту дыру в стене сделали сами монахини, чтобы быть уверенными, что за ними наблюдают. А раздевшись, они бросаются друг другу в объятия, ласкают друг друга и целуют. Но еще ужаснее были слухи о секте, которая занималась sexsum sacrale[33]. Небесный Бог кажется им недостаточно близким, вот они и воспользовались мистикой, которая не ограничивается словами, а требует конкретных действий. Действий настолько мерзких и богохульных, что Лаурьен вышел из комнаты. Слушать о подобных вещах ему не хотелось. Он бы вполне ограничился сведениями относительно того, сколько требуется денег для похода к проститутке. Чтобы убедиться, что такой суммы у него в любом случае нет. Когда обитатели схолариума перешептывались, поглядывая на него (Домициан всегда был с ними), он делал вид, что ему неинтересно. Но однажды Домициан предложил составить им компанию, причем прямо на следующий день, поскольку подвернулась удачная возможность.
«Удачная для чего?» — спросил Лаурьен, но Домициан только засмеялся и сказал, что он сам всё увидит.
Приору они выдали очередную ложь, и он ее проглотил. Он всегда глотал все, что бы они ни придумали, главное — с должным почтением относиться к его правилам. Их было трое: Домициан, Лаурьен и один парень из коллегиума. Именно у него и появилась эта идея, а когда Домициан возразил, что, может быть, не стоит брать с собой Лаурьена, тот (по имени Маринус) только пожал плечами.
Итак, они все-таки отправились втроем. Выйдя за городские ворота, они брели пешком добрых три часа. Карлик считал, что их пригласил отец Домициана, и ему не оставалось ничего другого, как только дать согласие на эту вылазку. «Ведь сегодня нет ни лекций, ни диспутов, но зато, — со смехом сказал Домициан, — есть кое-что, способное возбудить дух». Цель путешествия они держали в страшной тайне, но Лаурьен не очень-то и расспрашивал. Безумно счастливый из-за того, что удалось вырваться из схолариума, он почти не реагировал на их намеки, перекидывался с ними шуточками, наслаждался теплым солнцем и неожиданно прекрасным днем. Он бы согласился даже на казнь, только бы сбежать из стен своего мрачного узилища.