Но где-то через час он все-таки спросил, куда же они идут, и Домициан ответил, что они идут в церковь. Лаурьен был ошарашен. Зачем два часа тащиться по изнуряющей жаре, если в Кёльне полно церквей? Но это особенная церковь, пояснил Маринус, студент из коллегиума. Совершенно особенная. А потом они буквально зашлись от смеха, а Лаурьен переминался с ноги на ногу, как мокрый пудель, и больше уже не осмеливался приставать с вопросами. Еще через час они наткнулись на заброшенный двор. За ним проглядывал силуэт одиноко стоящего здания, которое вполне могло оказаться церковью. Но у бокового нефа отсутствовали крыша и стена, да и портала, через который можно было бы проникнуть внутрь, не было, остались только хоры, окруженные стеной.
— Руины, — изумленно проговорил Лаурьен.
Домициан посмотрел на небо. Примерно через час солнце зайдет. А пока придется потерпеть. «Чего мы ждем?» — чуть не слетело с языка у Лаурьена, но он промолчал Маринус развязал свой мешок, они поели, попили и легли в траву.
Постепенно сгустились сумерки, Лаурьена клонило в сон. Должно быть, он задремал, потому что его вдруг сильно ударили под ребра. Он выпрямился и увидел группу священников и послушников в темных сутанах и со свечками в руках, они двигались по лишенному крыши боковому нефу. За ними шли монахини, тоже со свечами.
«Месса», — подумал Лаурьен, замешательство которого все росло.
— Пошли, — прошептал Домициан, встал на четвереньки и пополз к руинам, стараясь не высовываться, а потом спрятался за кустами. — Только без шума, если нас заметят — убьют.
— Почему?
Домициан не ответил, он не сводил глаз с руин.
— На, выпей, тебе поможет.
Он протянул ему бутылку с вином, и Лаурьен сделал большой глоток.
Монахи добрались до алтаря, поставили свечки на землю и сложили руки для молитвы. Следовавшие за ними монахини опустились на пыльный пол и глубокими голосами затянули песню, слова которой, хотя и латинские, Лаурьен разобрать не мог.
— Это же не латынь, ты, дурак, — шепнул, ухмыльнувшись, Домициан. — Этого языка не существует, а если бы такой и был, то считался бы дьявольским.
У одной из монахинь было при себе что-то вроде барабана, который издавал красивый звук, как будто звенят церковные колокольчики. На этом инструменте она подыгрывала поющим монахиням, которые тем временем успели подняться. Лаурьен не понял, что это за страшная церемония, потому что такого он еще не видел ни в одной церкви. Когда монахини потянули вверх свои одежды, у него на спине выступил пот. Ведь не станут же они… Нет, это невозможно. Домициан передал ему бутылку:
— Пей. Тебе нужно выпить.
Тем временем стало совсем темно. Один из священников встал перед алтарем и задрал свою сутану. Первая монахиня, уже голая, подошла к нему за благословением. У Лаурьена забурлила в жилах кровь. Он уронил бутылку.
Монахиня легла на алтарь. Двое священников — к тому времени Лаурьен уже засомневался, что это настоящие священники, — начали привязывать женщину веревками и шнурами к неровному камню, так что вскоре она уже не могла пошевелиться. Остальные снова запели на том же непонятном языке, звук то затихал, то становился громче; при этом все они, сцепившись руками, раскачивались туда-сюда. Потом вперед вышел священник в задранной сутане и вклинился между ног привязанной монахини. Лаурьен отвернулся. Еще ни разу в жизни он не видел ничего более омерзительного. И еще ни разу в жизни ему не было так плохо.
— Он бледный как полотно даже в темноте, — прошептал Домициан в ухо своему другу Маринусу.
Лаурьен не мог больше смотреть. Зажмурившись, он слушал крики монахини, тяжелое дыхание священника и пение остальных женщин, которое становилось все громче.
— Как давно вы уже сюда таскаетесь? Вы все время подсматриваете? — прошептал он тихо.
И услышал сдавленный смех.
— Достаточно давно, чтобы разобраться, чем они тут занимаются, — ответил Маринус. — Но ты никому ничего не скажешь. Тебе придется поклясться на Библии.
Лаурьен набрался храбрости и взглянул еще раз. Поклясться на Библии? Как можно после всего, что там творится, клясться на Библии?
Монахиню уже освободили от пут. Наступила очередь двух других. Освобожденная побрела к своим товаркам, которые начали с диким видом скакать на месте. Одна из монахинь у алтаря опустилась на колени, ее голова исчезла под сутаной священника, а вторую схватил другой священник и прижал ее к колонне. Тем временем пение монахинь перешло в истерический визг, у Лаурьена зашумело в ушах. Остальные тоже начали обниматься и катались по земле, подобно диким кошкам. Священник возле колонны вцепился в женские плечи, его бедра под сутаной ходили взад-вперед, а над всем этим плыл звук барабана, как будто задавая ритм дьявольским занятиям.