— А откуда у тебя столько тараканов? Как они развелись в тайге? Сжег бы ты их вместе со своей юртой.
Чулеш опять испугался.
— Как можно их сжечь, когда я за них столько белок отдал. За каждую душу — одна шкурка.
— Глупый охотник, зачем они тебе?
— Они счастье принесут. Если не мне, так сыну.
Ничего не сказал на это русский. Только в глазах у него потемнело, а голова сама собой поникла к земле. Долго сидел он так, а потом спросил:
— А сколько белок в день убиваешь?
— Разное бывает: когда десять, когда тридцать.
Русский опять опустил голову.
— Как знаешь наш язык? — спросил хозяин.
— Я не первый год хожу по долинам Кондомы: с шорцами на охоте бывал, за одним очагом с ними много часов просидел...
— Зачем ты бродишь по тайге? Разве нет у тебя семьи?
— Есть у меня семья. Только далеко, в России: жена и два таких же сына, как твой.
— Зачем семью оставил? Разве детей не любишь? Наверное, у них такие же добрые глаза, как у тебя. Наверное, отца ждут, а ты по тайге бродишь...
— Не своей волей пришел я сюда, охотник. Я люблю своих детей так же, как ты своего сына. Я пришел сюда по воле царя.
Удивился Чулеш, услышав такие слова, и спросил:
— Зачем он послал тебя к нам, бедным шорцам?
— Он послал меня не сюда, — ответил русский, — а на каторгу. Только я не захотел покориться ему и сбежал.
Не понял Чулеш, за что мог послать русский царь такого хорошего человека на каторгу.
— Наверное, поссорился с ним?
— Да, поссорился. И не я один — многие поссорились. Мы хотим, чтобы не только богатые, но и бедные жили хорошо. Мы хотим, чтобы садыгчи, которые тараканов продают, больше не обманывали охотников, чтобы за белку, колонка, горностая или лисицу вы получали настоящую цену...
Долго в ту ночь сидели у костра русский и шорец...
Острый глаз у Чулеша. На вершине самого высокого дерева не спрячется от него белка, в самом густом колоднике не укроется соболь... А вот жизни он не видел.
Острый слух у охотника Чулеша. Ни одна птица не шевельнется в камышах так, чтобы он не почуял, ни один горный козел не пробежит так, чтобы он не разгадал его дорогу... А вот правды он не слышал.
Много прекрасных песен, много сказаний о древних алыпах[10] знакомо Чулешу... А вот о самом великом на свете алыпе - Ленине он не знал до этой ночи ни одного слова.
И стали они — русский и шорец — с той ночи друзьями. Вместе ходили на охоту, вместе копали землю. Русский научил Чулеша сеять, и осенью была у них и пшеница, и ячмень, и картофель.
Как ребенок радовался Чулеш. И когда русский стал собираться в дальнюю дорогу, принес ему кусок золота с вершины горы и целый мешок тяжелых камней, которые русскому очень нравились и которые звал он железной рудой.
Но гость ничего не взял.
— Береги золото, — сказал он Чулешу, — золото тебе еще понадобится. Только баю его не продавай. Скоро придет наша народная власть — ей отдашь. Много хлеба и много товару получишь. Как садыгчи будешь есть и одеваться. Нашей власти и тяжелый камень покажешь. Много от него пользы народу будет.
Заплакал Чулеш, прощаясь с новым другом. Дороже брата стал он ему за это время. Но делать было нечего, — понимал охотник, что не место русскому алыпу в глухой тайге, без людей. Большому человеку нужны большие дела.
И остался Чулеш опять один в тайге со своим маленьким сыном. По-прежнему охотился, по-прежнему кочевал с места на место.
— И вот однажды дошла до него весть о новой власти.
Сильно забилось сердце Чулеша. Вспомнил он русского друга, все его слова и советы вспомнил. И не стал старик долго думать, сделал себе лодку, набил целый мешок пушнины, взял несколько кусков черного камня и кусок золота, посадил в лодку сына и поплыл вниз по Кондоме.
Плыл и радовался Чулеш. Цвела черемуха, куковала кукушка. Солнце ласкало горы, леса, зверей и птиц, ласкало тайменей, жирная рыба чуть поводила своим красным хвостом и сама подходила к берегу, словно просилась к старику в лодку. А лодка, качаясь, спускалась все ниже и ниже по быстрой Кондоме.
Плыл Чулеш и пел старую охотничью песенку:
И вдруг слышит Чулеш, кричит кто-то с берега:
— Причаливай!