— Это проклятие, что ли, какое-то? — пожевал губами кучер, лишь по косвенным признакам вроде распахнутой двери кэба и громкого сопения понимая, что невидимая девушка что-то затаскивает в его карету.
— Именно. Проклятие, — буркнула я, укладывая Полынь на скамью внутри. Потом отпустила куратора и, к радости кэбмена, снова стала видимой.
— Бывает же, — сплюнул кучер и спросил, куда нас, бедолаг, отвезти.
Я приказала ехать в Мшистый квартал, дом 12.
ГЛАВА 40. Багровое око
Департамент Ходящих в былые времена и тот позор, что сделали вместо него сейчас — это две большие разницы, как говорят в Кнасс-граде. Мой департамент был полон смелых, умных, амбициозных людей, готовых на все ради сохранения и процветания государства. Да, мы следили за «своими». А как не следить? Доверие — это иллюзия, опасная для власти, опасная для порядка. 70 % шолоховцев — тупая масса. Помани их любой хорошо поданной идеей — пойдут, не думая, пойдут. Мы же уничтожали вредные идеи на корню. Несмотря на слежку, на доносы, на пытки и преследования, на право на убийство и умения, которыми нас стыдили, мы всегда стояли на стороне истины и силы. Железные маски — знак нашей уязвимости, а не гордыни.
Но то, что сделал Сайнор теперь… Дюжина сверх-сильных дураков, лижущих ему пятки, способных на любую подлость, не берегущих ничего, кроме своей должности. Огромный, жуткий шаг назад, поданный народу под соусом простой арифметики: было 120, стало 12, то есть в десять раз меньше слежки, в десять раз больше свободы… Логика простолюдинов. Мне горько, что никто не смотрит глубже, не хочет смотреть.
Тюремные записки
Госпожи Тишь из Дома Внемлющих
Мокрая тряпка с плеском погрузилась в таз с горячей водой. Я вынула ее, отжала и снова провела по виску Полыни, силясь смыть кровь. Остальную физиономию куратора мне уже удалось кое-как отчистить от грязи, пыли и неприятных багровых пятен. Большим облегчением было то, что лицо Внемлющего постепенно проявлялось, снова становясь видимым и даже, я бы сказала, до определенной степени отливало персиковым цветом. Вах-вах. Проблема же заключалась в том, что куратор так и не пришел в себя после нашего побега с дворцового острова.
По приезду домой я кое-как вывалила Полынь из кэба, щедро заплатила кучеру и с третьей попытки затащила Ловчего в дом по своему крутому крыльцу. Замешкалась в коридоре, но в итоге принесла его на кухню и, не мудрствуя лукаво, разложила прямо на полу. Зато все необходимые материалы рядом, что вы на меня так осуждающе смотрите?
Потом померяла пульс, послушала дыхание, провела внешний осмотр в поиске серьезных повреждений. По результатам обнаружились: сломанная голень, многочисленные порезы и пробитая в районе виска голова, потенциально опасная сотрясением мозга. Наложив шину на ногу, я начала умывать Полынь. Надеялась, что не только добавлю лоска своему трупоподобному куратору, но и смогу привести его в чувство, дабы услышать дальнейшие инструкции.
Но пока, раз он никак не очухается…
Я осторожно взяла Полынь за левую руку, поднимая ее и поворачивая ладонью к себе. Раздвинула широкие металлические браслеты, почти полностью закрывающие предплечье Внемлющего, и, не мигая, уставилась на мерцающие алым линии под многочисленными татуировками.
Да. Есть вещи — не скроешь. Сколько хочешь перебивай их черными изображениями полуголых фэйри и трехмерными геометрическими фигурами, а в один прекрасный день они все равно засветят тебя не с лучшей стороны перед всем честным народом. С запястья Полыни на меня смотрело миндалевидное око, вписанное в ромб, в который летели пять тонко вычерченных, графичных кинжалов.
Обычно его называют "багровое око". Мастер-колорист бы с этим не согласился, но название есть название.
Так вот почему куратор так дернулся, когда я на днях ляпнула про то, что «у тебя на левой руке должна быть татуировка» — она действительно там была. Вот почему его братья учились в Академии бесплатно — родители тупо продали одного из сыновей за хорошую цену, ведь никто не станет теневиком по доброй воле. И все эти запредельные умения, в которых весь мир подозревает Ходящих — кажется, сегодня я имела честь созерцать чуть ли не полный букет в исполнении Полыни. Пять стрел на татуировке… хм… Как он там сказал? Блекнуть, Прыгать, Скользить? Видимо, вдобавок к этому читать мысли? И еще что-то?
Глубокий алый цвет татуировки проникал сквозь слои остальных рисунков, с энергией утопающего стремясь наружу. Я, со смешанным чувством ужаса и предвкушения, коснулась «ока» пальцем. Ничего не произошло.
— Кхе-кхем, — сказал Полынь, открыв глаза. Я вздрогнула, на добрые полметра подлетев над кухонным паркетом «елочкой».
— Оклемался? — оклемавшись сама, с идиотской улыбкой ободряюще кивнула я.
Ловчий скосил взгляд на мои ладони, истерично сжимающие его запястье. Я, охнув, отцепилась от него и на всякий случай немножко отползла вбок. В воцарившемся молчании хорошо было слышно жужжание шмеля, заблудившегося среди сервантов.
— Спасибо, — кивнул Полынь. Не знаю, как, но и лежа на спине на голом полу, ему удалось сделать это с достоинством. В моем случае сокращение шейных мышц привело бы к жуткой картинке вроде оплывшей жабы. Думаете, я преувеличиваю? А ну-ка быстро пошли и кивнули в зеркало, пытаясь опустить подбородок до самой груди (иначе на полу не выйдет)!
— Полынь, — я набрала воздуха в грудь, чтобы задать мучавший меня вопрос, но в итоге просто запнулась. Куратор меж тем резво сел, пощупал шину на ноге, показал мне большой палец с соответствующим радостным выражением лица и встал, опираясь о стоявшую рядом мебель. Покрытый бабушкиным пледом стул немилосердно заскрипел, но согласился поддержать Внемлющего.
— Мне пора идти. Спасибо, Тинави, — подмигнул куратор.
— Прямо сейчас? — взвыла я. Он пожал плечами и незаметно поморщился от боли. Сверился со своими часами, которые чудом остались целы в сегодняшней заварушке:
— По-хорошему уходить надо было час назад. Мне повезло, что все в Шолохе были отвлечены теми разрушениями, которые ты умудрилась устроить на дворцовом острове. Ты дала мне фору. Но сейчас наверняка уже разбираются, что случилось в храме… И мои Умения не останутся незамеченными — их видели те гвардейцы, охранные имаграфы с детекторами запредельного, еще прах знает какие свидетели… Нет, времени совсем не осталось, — покачал головой он.
— Что, так ничего и не объяснишь толком? — кисло протянула я, глядя на то, как резво он скачет по кухне на одной ноге и собирает свои промокшие шмотки, развешанные на бельевых веревках.
— Путь для тебя будет утешением то, что ты мне тоже ничего не объяснишь, — пожал плечами Полынь, лихо обматывая свою хламиду-монаду вокруг шеи:
— Например, не объяснишь то, откуда у тебя взялась магия, — продолжил он, осторожно натягивая на поврежденную ногу широкое голенище сапога и легким заклинанием, сброшенным кончиками пальцев, распахивая кухонную дверь: — Или то, почему у тебя на чтении мыслей изначально стоит сильнейший блок… — Он подхватил со стола свою кожаную сумку, резво перекинул через плечо и поковылял, хмурясь, по коридору:
— Ну и на крайняк то, почему при всех твоих, как выяснилось, цветущих чародейских способностях, ты не укокошила маньяка на месте, позволив ему сбежать, — странная, хромающая, пятнистая фигурка Полыни, бренчащая и звенящая на каждом шагу, удалялась. На секунду притормозив перед зеркалом, куратор оценивающе цокнул языком на собственное отражение.
— Полынь, какого хрена?! — с негодованием выдохнула я, вскакивая с пола.
Он уже схватился за ручку входной двери. Затормозил и, поколебавшись, обернулся:
— Я не из вредности молчу, Тинави. Поверь, так будет лучше.
— Лучше для кого?
— Для тебя, глупая. История повторяется: тебя отправят на допрос. Только на сей раз не к Улиусу и Селии, а в Теневой департамент. Чем меньше ты знаешь, тем будет проще и быстрее. До тех пор, пока ты действительно невиновна, ничего плохого они с тобой не сделают. Наверное. Только сними блок против Чтения. Ходящие не потерпят сопротивления. А еще выпей валерьяночки предварительно, чтоб мысли не скакали. Чем быстрее они тебя раскусят, тем быстрее отпустят. Просто с места в карьер признавайся — да, после разборок в храме почуяла, что твой куратор подлец и сволочь. Да, помогла ему смыться с острова, оплошала. А что вы хотите, растерялась, столько крови, друг вон чуть не умер, не до осмысления было. Дура я, дура грешная, больше так не буду, отпустите, дяденьки. И глазами испуганно хлопай, да, вот так, как сейчас. У тебя отлично получается, молодец.