— Вали отсюда, и побыстрее, — выкрикнул он, пока наш щит один за другим пытались пробить стихийные заклятья.
— Ага, щаззз, — взбрыкнула я, хитро переплетая ладони и мысленно посылая Карла на все четыре стороны: неужели унни и впрямь не захочет дружить со мной, если я всего-то и хочу, что убить «плохих парней»?
«Нет, Тинави, точно не захочет,» — раздался в голове незнакомый женский голос. Взрослый. Красивый. Мелодичный.
«Что за?…» — хотела было спросить я в ответ, но не успела: Полынь грубо схватил меня за плечи и, буркнув что-то на стародольном языке, оттолкнул.
Пинок, сопровожденный магией, оказался на диво силен: я отлетела метров на пятнадцать, пребольно ударившись головой о собственный же забор (обидно, однако).
Ну и вырубилась, как же иначе.
ГЛАВА 41. Рассказ Ходящего
Мы всегда получаем то, во что верим, ребятишки.
Пиония де Винтервилль
Когда я пришла в себя, вокруг была лишь темнота и тишина, приправленная звуком срывающихся с решеток капель. Я тряхнула головой. Зря: липкие из-за влажного микроклимата волосы мигом прилипли к шее и декольте. Поправить их не было никакой возможности, так как запястья мои оказались упакованы в добротные железные наручники. Хорошо хоть, что от стены вела довольно длинная цепь, которая позволяла мне вставать и садиться.
— Вот прах… Вот прах… Вот прах… — это не было эхом. Это, раз за разом, бормотала я, разрабатывая голос, как всегда не блещущий после долгого молчания. Добившись нормального тона, я негромко окликнула:
— Полынь, ты тут?
Ответа не последовало.
Я неловко повернулась, пытаясь освободить руки из кандалов, но ничего не вышло. Запястья были плотно стиснуты железной скобой.
Я сощурилась, пытаясь хоть что-то разглядеть в кромешной тьме. Увы. Темница полностью соответствовала свое названию: хотя глаз выколи, разницы не будет.
— Полынь?!
— Кап-кап, кап-кап, — издевались падающие капли воды.
— Я тут, — наконец-то раздался тихий голос откуда-то из-за стены.
Я выдохнула.
— Почему ты молчал?
— Приходил в себя. Меня чем-то накачали, чтобы подавить Умения, — и правда, язык у Полыни заплетался, голос был вялым. Впрочем, звук доходил свободно, откуда-то из-за моей спины. Видимо, между нашими камерами было какое-то окошко.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — забеспокоилась я.
— Насколько это возможно в королевской тюрьме для особо опасных… — пробормотал куратор в ответ. Какое-то время он молчал.
Я поняла, что мне по-своему полегчало. Все-таки в одиночку здесь было бы совсем худо.
— У тебя свободны руки? — снова нарушил тишину Внемлющий.
— Нет. А у тебя?
— Пф… и руки, и ноги — все в кандалах. Даже на шее цепь, с ума сойти. Я надеялся, ты ощупаешь свою камеру и сможешь что-то придумать.
— Я могу немного передвигаться туда-сюда, в пределах метра. Но разве можно сбежать из этой тюрьмы?
— Будет глупо не попробовать, как считаешь?
— Полынь, мне так жаль, что это случилось… — вдруг прорвало меня.
— Нет, не надо. — его голос был очень строгим. — Не жалей. Случилось и случилось. По-своему я заслужил. Но нам надо вытащить тебя отсюда и как можно скорее.
— Меня? Как ты себе это представляешь? Меня ведь тоже обвиняют.
— Как я уже говорил, на самом деле у них на тебя ничего нет. Если бы не глупая попытка противостояния в саду, тебя, возможно, уже отпустили бы.
— Эээ… Ну, вообще-то, это ты кинул в Ходящих заклинание. Я попробовала первой, да. Но безрезультатно. Хороший специалист из Правого ведомства наверняка доказал бы, что я просто решила размяться, а злобные теневики напали. То есть с точки зрения формальной логики мы здесь именно из-за тебя. Не швырни ты тот «снежок» — убежал бы уже далеко-далеко, а я, как ты сам отметил, была бы выпущена из пыточного подвала.
Ответное молчание за стеной показалось мне очень обиженным. Могу представить себе ход мыслей Полыни: да я там тебя спасал, весь такой из себя шикарный, а ты теперь меня крайним выставляешь! Ну, подруженька, ну, зараза!
Нет, ну а что? Он действительно ошибся. И лучше я скажу ему об этом сейчас, чем буду годами копить обиду, которая сгноит в итоге и мою душу, и наши дружественные отношения.
И, все-таки, прерву саму себя: какая же я оптимистка, оказывается! Мы сидим в темнице, вроде как приговоренные к смертной казни, а я рассуждаю о пользе немедленного высказывания претензий во имя долгой и продуктивной дружбы. Мда.
Я тихонько фыркнула.
— Ладно, Полынь, забыли. В любом случае, это было весьма благородно — кинуться на мое спасение. Получилось весьма романтично — строгий карьерист, оказавшийся мятежным Ходящим, ставит на карту свою жизнь, чтобы помочь юной, не всегда выставлявшей себя с хорошей стороны…
— Проехали, — деловито отрезали стены. — И, кстати, я не мятежный Ходящий.
— Ну да, ну да, конечно.
— Я серьезно. Если ты перестанешь корчить из себя шута, все расскажу. А потом попробуем устроить побег.
Согласившись с таким планом действий, я поудобнее устроилась на гнилой соломе, застилающей пол темницы, оперлась затылком о стену позади себя и приготовилась слушать.
****
Рассказ Ходящего
Когда мне было пять лет — я этого не помню, но по логике получается, что именно тогда — мои родители, с подачи тетушки Тишь, продали меня Королю.
Дело в том, что Лесное королевство, с самого момента своего создания в XVIII веке, комплексовало из-за множества вещей. Наша страна была настоящим подростком на зрелой арене мировых государств! Нервным, озлобленным и талантливым, которого каждый думает наколоть и нагнуть в меру своих способностей. Для серьезной игр мы в те годы совсем не годились. То правомочности у нас было маловато, то история бедновата, то мы никому не нравились из-за своего долголетия и повышенного уровня магии. Сплошные комплексы и никаких, что называется, плюшек.
Но внешние враги — ладно, поборемся. А вот от возможной смуты внутри нужно было сразу придумать лекарство. А то знаем мы, как оно бывает: сплетни, слухи, подпольные кружки, план революции, государственный переворот — и вот уже у власти стоит жалкий приспособленец, который за горсть золотых сдает нашу страну в подчинение другим. Нет. Такой сюжет нас не устраивал, не для того мы возвращались из Шэрхенмисты на землю наших предков.
Вот и пришлось власть имущим окружить наше общество сторожевыми псами, которые всех инакомыслящих и потенциально опасных могли срезать на корню, а других — просто припугнуть, потому что никакая магическая предрасположенность не делает человека бесстрашным. Бесстрашным, Тинави, людей делает только правильное воспитание вкупе с тяготами жизни, но это совсем не шолоховская история, что уж там.
На роль агрессивных, зубастых овчарок первый шолоховский правитель выдвинул тех, кого теперь вы кличите Ходящими, да впридаток обязательно тихонько сплевываете или молитесь вслед, кому какая традиция ближе.
Как можно было добиться того, чтоб Ходящие были точно умнее и сильнее своих поднадзорных? Очень легко. Надо было отдавать их на обучение шэрхен — единственному народу Лайонассы, который жил с одной и той же магической традицией испокон веку.
Обитатели Шэрхенмисты не понаслышке знали Хранителей и Драконов. Они запросто могли выпить чарку вина с Рэндомом, сразиться в кулачном бою с Карланоном, сплясать что-то вроде непристойного гопака с мучительно краснеющей Авеной и рассказать неприличный анекдот веселушке Дану. Может, нам, шолоховцам, и обломилась халявная унни в виде курганных косточек, но народ шэрхен понимает, что, как и почему работает в магии. И вообще они секут в устройстве мира побольше, чем остальные. Не ленятся, знаешь ли, книжки читать. Заумные такие теоретики, хвала небу, что на своей волне, а не то вся Лайонасса уже была бы под ними.