— Два дня? Им удалось найти твою семью?
Карл потупил взор и осторожно присел на краешек кровати — других стульев, кроме моего, в палате не было.
— Нет. Меня отдадут в детский дом, — в его голосе слышались тщательно скрываемые слезы. — Никто не пришел по объявлениям в газетах. А я ничего не вспомнил.
— Так, погоди, а досье на тебя в Иноземном ведомстве запрашивали?
— Я не знаю. Лекари говорят — сделали, что могли. По закону им нельзя держать меня в Лазарете больше пяти суток, если у меня нет настоящих ранений. Но они передали в Лесное ведомство мой портрет, так что, если родители все-таки захотят меня найти… — у Карла едва заметно дернулись губы. Я испугалась, что он заплачет, поэтому резко перехватила нить разговора:
— Эй, а знаешь, что это за мужчина на койке?
Я рассказала ему про свою работу, Аверика и трясуху. Потом — потому что время шло, а ничего, меж тем, не менялось — про то, как ловила дриаду во дворце. Потом, по ассоциации, про имаграф и другие чудесные изобретения Дома Внемлющих: воздушный шар, на котором люди могут подниматься в небо; дощечки, на которых появляется все, о чем ты говоришь; часы, которые считают не время, а количество сделанных шагов, и многое другое… В какой-то момент Карл, казалось, перестал меня слушать. Он, не моргая, смотрел на Аверика.
— Что такое? — забеспокоилась я. Если начинался приступ — легкая дрожь конечностей, пена изо рта — мальчика следовало на всякий случай убрать из комнаты.
— Ты сказала, это называется «трясуха»? — с сомнением спросил Карл. — Тинави, но я вижу, что в груди господина Аверика сидит шева.
— Какая шева?
— Шева. Дух с пронзительным, визгливым голосом, который любит прицепляться к человеку, чтобы использовать его тело для своих криков и танцев. Ее еще называют «кликухой». Выбирает себе жертву и селится у нее в груди, чтобы набраться сил после сезона охоты. Это как спячка у медведя.
— Чтоооооо?! — лицо у меня вытянулось, и Карл, видя это, испугался и как-то вжался в больничную койку. — Что такое ты говоришь? Ни разу в жизни я не слышала ни о какой шеве!
— Ну вон же она, прямо в груди у него… — тихо и испуганно сказал подросток, тыча пальцем в Аверика. Я посмотрела туда же. Постаралась расфокусировать взгляд, скосить глаза, посмотреть почередно правым и левым. Все одно — зеленая рубашка на волосатой Авериковой груди, и баста, никаких духов. Но я верю, что мир принадлежит любопытным и упертым людям. Поэтому продолжила допытываться у мальчика:
— И как она выглядит, эта твоя невидимая шева? И с чего это ты мне почти словарное определение выдал, при том, что не помнишь даже своего прошлого?
— Я не знаю, — еще больше переполошился Карл. Он подтянул колени к груди и начал в волнении грызть ногти: — Я правда не знаю, но шева — вот она. Черная, как клубок, немного искрится. Мне кажется, ей очень не нравится, что я ее вижу.
— А ты, ммм, еще что-то такое видел, чего не видят другие? — осторожно уточнила я. Мальчик кивнул:
— Пару раз было, — а потом вдруг продолжил очень горячо и жалобно: — Пожалуйста, Тинави, поверь мне, это не трясуха, это шева, ее можно выгнать, давай, давай сделаем это, господину Аверику она ни к чему!
Хоть я и подозревала, что у Карла могут быть просто нелады с головой (так сказать, в дополнение к амнезии), а все же решила выслушать его предложение. В конце концов, не мне быть скептиком! За последние пару дней случилось столько странностей, столько непонятных реплик прозвучало будто мимоходом и столько жизни неожиданно появилось в моем унылом существовании, что… Я не хочу пока все это осмыслять, но готова участвовать в пирушке и дальше. Сумасшедший принц приглашает меня в неведомое Святилище? Хорошо. Похожий на наркомана Полынь незаконно нанимает меня ради абсолютно пустячной услуги? Отлично. Мой лучший друг игнорирует тот факт, что сны — это просто сны, и хочет на их базе писать историческую энциклопедию? Огонь, я считаю. К праху все эти мысли и подозрения! Возможно, вам кажется странным, что я молча проглатываю странность за странностью. Так сказать, без гарнира и не пережевывая. А как иначе? Я полгода сидела дома, я полгода думала, что жизнь моя кончилась вместе с магией, а теперь оказалось, что жизнь, как бы, идет вперед вообще без проблем. Причем все такая же удивительная, полная загадок и сопровождающей их веселой хреноты. Хорошая новость, не правда ли? Безусловно.
Но одновременно с этим — новость ужасающая. Потому что оказалось, что это я вела себя по-идиотски. Это я, а не обстоятельства, выкинули всю прошлую зиму и весну на помойку. Не отсутствие магии мешало мне жить, а моя собственная голова. Не отсутствие магии изгнало из моей жизни всех, кроме пары близких друзей, а мое собственное нежелание общаться, мой страх чего-то, чему я даже не могу придумать название, настолько оно бессмысленно. Все мои проблемы были во мне, в моем упадническом настроении, в философии жертвы. А теперь — вуаля. Магии у меня все еще нет. А вот чудес вокруг — завались, хоть двумя руками загребай. Стоило только выйти из дома!..
Я больше не повторю своей ошибки — не позволю оторванным от реальности сомнениям и страхам перечеркнуть удивительное «сейчас». Так что да, окружающие, можете и дальше смело творить неведомо что, говорить загадками, ломать шаблоны — я только за. Я замечу это и запомню, я даже с удовольствием присоединюсь к вам, но рассуждать — нет, рассуждать пока не буду — рассуждайте сами, а я просто наслажусь моментом. Пусть безродный мальчик с тяжелой формой амнезии, которого я украла у бокки, хочет изгнать невиданную науке шеву из тяжелобольного. Пожалуйста. Я в деле, прах побери!
— И как же мы вынем из него эту шеву? — после продолжительного молчания боевито спросила я Карла. Он, будто подслушав мой мысленный монолог, с готовностью перечислил:
— Нам нужна мята, шафран, лимонная вода, глицерин, немного перца и дойник.
— Отлично. Попрошу у медсестры.
— Нет, Тинави! — лицо у Карла стало раздосадованным. — Медсестры они… Они не верят мне.
— Окей, — я пожала плечами. — Тогда сама возьму в подсобке.
Пять минут спустя я вернулась со всеми необходимыми ингредиентами. Карл деловито забрал их и поместил в добытую где-то ступку. Растолок. Добавил воды. Посмотрел на меня подозрительно: я все еще готова на авантюру? Перелил содержимое ступки в стакан и аккуратно передал мне.
Когда наши руки случайно соприкоснулись, я чихнула. Он вздрогнул и сощурился на меня, будто на яркое солнце. Я чихнула еще раз. Карл быстро опустил взгляд.
— Дай ему выпить это, — сказал мальчик. Я удивилась, что мы перешли на «ты», но, с другой стороны, люди, творящие неизведанную наукой фигню, автоматически становятся друг другу ближе, чем люди, церемонно выпившие на брудершафт.
— Ну, смотри у меня, — покачала головой я. — Если ему станет хуже, нажалуюсь на тебя Дахху.
Карл улыбнулся и робко кивнул. Я влила смесь в чуть приоткрытый рот господина Аверика.
Ничего.
Пять секунд — все еще ничего.
— Кажется, это все-таки трясуха, а не шева, — разочарованно протянула я, поворачиваясь к Карлу. Мальчик ничего не сказал в ответ. Только открыл рот.
Странная реакция у него какая-то.
Неожиданно что-то холодное коснулось моего плеча. Я обернулась. Огромная черная воронка, похожая на пустынное торнадо, крутилась над грудью Аверика. У воронки, вопреки всякой логике, были маленькие красные глазки и зубастый рот. Длиннющий язык, помещавшийся в этом рту, нежно облизывал мое плечо.
Я взвизгнула и отпрыгнула.
— Убей его! — заорал Карл из угла, в который предусмотрительно ретировался.
— У меня нет магии, я не могу! — я в панике пятилась от воронки. Она, меж тем, окончательно покинула тело господина Кирстена и разбила магическую сферу с осомой под потолком — в палате воцарилась почти полная темнота из-за плотно задернутых штор…. После этого воронка решила сменить форму. Комнатный смерч опустился на пол и превратился в младенца — в натуральную величину, жуткого, проворного младенца с краснющими глазами, передвигающегося по комнате на манер паука. Со странным рыком шева бросился ко мне — как-то по диагонали, быстро перебирая пухлыми ручками и ножками.