Устроившись в седле, я поняла, что невероятно хочу спать — день начался, мягко говоря, рано, а дел было прорва… И осталось не меньше! Зевнув, я скомандовала:
— Быстренько заезжаем к магистру Орлину и возвращаемся в Шолох разбираться с забастовкой рыбаков.
— Есть, мадам! — хором ответили Кадия с Патрициусом и хором весело заржали.
ГЛАВА 27. Дело о тихом лодочнике
Авена на рыбе, Теннет на орле, у Рэндома — карта и ключ.
Селеста в ромашковом и голубом
Кинжалом срезает плющ.
С двуручным мечом в руках Карланон,
Ежечасно готовый бороться с врагом.
Лишь Дану с тетрадью не вижу одну.
Бегу я скорее, скорее искать!
Чтоб никак не успела ловушку вписать
Богиня-шутница в мою судьбу!
Три-два-один — и вот я бегу!
Детская считалка
— Безобразие полнейшее! — насупившийся тилириец смотрел на нас снизу-вверх. Расплывшаяся фигура мужчины формой напоминала грушу. Руки до локтя были загорелыми. Выше, вплоть до безрукавки, царила белизна. Пугающий контраст! Впрочем, подобное часто встречается у тех, кто целыми днями работает под палящим солнцем.
— Беспредел! — поддержал тилирийца второй иноземец, который пришвартовывал лодку к пристани.
— Я немало лет живу на сффете, деффочки, но такой грыхни дотоле не случалось, — вступил в беседу уже третий рыбак. Этот твердо стоял в своей качающейся на волнах плоскодонке и неспешно разматывал канат. Седые волосы красиво развевались на ветру. Прям манекенщица какая-то, а не старик!
Мы с Кадией сидели на набережной. Ступеньки перед нами спускались к воде, как в амфитеатре. Там, внизу, теснилось штук пятнадцать лодочек, в каждой из которых сидело по бородатому тилирийцу.
Лодочки эти пытались подплыть как можно ближе к нам, создав серьезный транспортный затор. Движение на реке встало. Многочисленные трагетто[1] застряли тут и там, пассажиры возмущались в голос, штурманы давили на клаксоны. Но виновники пробки лишь гнорировали народное негодование.
Вместо этого тилирийцы бубнили и жаловались, призывно вздымали руки к небу. Те, кто был «в первом ряду» по отношению к ступенькам, вылезали из лодок и стояли перед нами, уперев руки в боки. Мы с Кадией возвышались над всеми этими людьми, и, чтобы не показаться им слишком суровыми судиями, активно жевали сэндвичи — так сказать, становились «ближе к народу».
Вру, конечно.
Ели мы потому, что были голодны, а сэндвичи — великолепны. Их нам вручил на прощание Магистр Орлин, которого мы успели навестить после разборок с ойкой и гномами.
Наставник был рад нас видеть и пригласил нас к чаю, хотя в кабинете его ждали новые послушники. Впрочем, эти семнадцатилетние олухи, наши преемники, времени терять не стали. Не успел Магистр Орлин разлить по чашкам липовый сбор, как они обрушили на себя огромный аквариум с ядовитыми варанами.
— Эти даже хуже вас, — проворчал Орлин, заслышав грохот и вопли. — Хотя, ей-небу, не думал, что такое возможно.
Учитель привычным жестом перекинул длинную бороду через плечо (чтоб не мешалась при ходьбе) и отправился восстанавливать порядок. Шел он неторопливо, как всегда шаркая по полу, и загнутые кончики его красных туфель победно торчали из-под длинной мантии, расшитой звездами. Настоящий волшебник страны Грез.
Из кабинета уже слышались азартные вопли из серии «Мочи их Гистаграмусом! Вжарь по гадине Красивым Пинком Баттергарда! ААА! Беги, просто БЕГИ!!!», но Магистр Орлин не торопился. Многолетний опыт наставничества придал ему колоссальное спокойствие и веру в то, что нет на свете ничего более живучего, чем послушники. И ничего более склонного к разрушению тоже. Так что все тип-топ.
Уже взявшись за ручку двери, выполненную в форме лисьей головы (подойдет чужак — лиса ощерится), наставник обернулся:
— Наша встреча заканчивается, толком не начавшись. Но успею подарить вам по совету. Кадия, не дай этим солдафонам отвернуть тебя от твоей мечты. Их отношение — лишь новое препятствие на дистанции, умей перепрыгивать и не думать. Ты ведь хочешь однажды стать главой Военного Ведомства? Тогда научись выдавать максимальный результат во враждебной обстановке. Тинави, теперь ты. Ничто не происходит просто так — и потеря магии может обернуться для тебя благословением. Держи ушки на макушке и впитывай новый опыт, как губка. Где-то среди этих несуразиц спрятан бриллиант. И да, возьмите на кухонном столе сэндвичи в дорогу. С курицей и огурцами, очень вкусные.
Окончив импровизированную речь, Магистр Орлин резким движением распахнул дверь в кабинет (вопли послушников и шипение варанов усилилось) и сразу же захлопнул ее с той стороны, отрезав нас от своего уютного наставнического мирка.
Кадия потеребила уши, слегка раскрасневшиеся — видимо, подруга была смущена:
— А как он узнал про наши проблемы? Мы ведь и рта не успели открыть.
— Это же Орлин, — я пожала плечами. — За семь лет научился видеть нас насквозь.
После чего мы отправились обратно в Шолох, заниматься тилирийцами.
****
И вот теперь сидели на набережной, с наслаждением поглощая вышеупомянутые сэндвичи. А жители далекой страны Тилирии, чьим основным промыслом была рыбная ловля, взволнованно колыхались внизу, там, где ступеньки исчезали в воде:
— Я считаю, так нельзя! Мы приезжали сюда не затем, чтобы нам было нечего ловить! — рыбак с грушеподобной фигурой осмелел так сильно, что поднялся, встал прямо перед нами во весь рост и обвиняюще ткнул пальцем Кадии в грудь. Ох, зря.
Подруга, не переставая жевать, аккуратно взяла тилирийца за мизинец и отвела его руку в сторону. Мизинец хрустнул. Тилириец зашипел и затряс рукой, набычившись, но и замолчав.
— Так, так! — я встала, чтобы сыграть роль миротворца и, заодно, стряхнуть с одежды хлебные крошки. В бирюзовой летяге и белом платье под ней, возвышающаяся над толпой, я, возможно, со стороны была похожа на Селесту — хранительницу, чьи цвета были «морским» и «ромашковым», а любимым делом — толкать речи на публике.
Интересно, в снах Дахху Селеста тоже есть? А то он как-то все больше про Авену, Карланона и Теннета рассказывал… Мне вот, помню, когда мы проходили мифы и легенды прошлого, импонировали как раз трое других — красавчик Рэндом, смелый и шальной, интеллектуальная балаболка Дану и красотка Селеста.
Да-да, вы правильно поняли, я сейчас нескромно сравнила себя с богиней-красоткой. Это все сила белых платьев: летом они придают колоссальную уверенность в себе, потому что великолепно смотрятся на загорелой коже.
— Так, — повторила я еще разок, подпустив в голос суровости. — Многоуважаемые господа, мы с коллегой уже поняли, что вы не в восторге от сложившейся ситуации. Но не могли бы вы объяснить, что именно вас не устраивает? Почему вы объявляете забастовку и просите Иноземное Ведомство узаконить ее, м?
— Да потому что у нас нет рыбы! — грушеподобный, оклемавшийся от цепкого хвата Кадии, посмотрел на меня, как на тупицу. — Рыбы в реке нет! Исчезла!
— Эм, но… Вон же она. — Даже с возвышения мне были видны красные и серые спинки раскормленных шолоховских карпов, снующие туда-сюда возле горбатого моста неподалеку. Очень уж туристы любят их баловать! Совсем приручили.
— Это сейчас она там, — снисходительно начал объяснять мне другой рыбак. — А как только придет время ловли — по закону ловить ведь можно лишь в строго отведенные часы — вся рыба и исчезнет.
— Видать, поумнела рыба, раз расписание ваша выучила, — философски пожала плечами продолжавшая сидеть Кадия. Я шикнула на нее (Стражница не должна вмешиваться в работу Ловчей) и уточнила:
— И почему же рыба исчезает?