Выбрать главу

В работе Л. Киселевой было замечено, что новаторская форма психологического анализа свое преимущественное выражение находит во внутренних монологах героев, строящихся по законам несобственно-прямой речи [18, 306]. Исследователь И. Страхов, проделавший большую работу по выяснению психологической основы толстовского творчества, подчеркивал, что у автора «Войны и мира» «внутренние монологи являются формой самосознания» [19, 21].

Внутренний монолог представляет для литературы XIX века самую распространенную форму психологического анализа (при всей неповторимости индивидуальных отличий у каждого художника). У Шолохова формами психологического анализа, в которых осуществляется развитие самосознания героя (прежде всего Григория Мелехова), является также внутренний монолог в своей особой шолоховской окраске и, к тому же, диалоги, в которых реализуется вторая, «интрапсихологическая» направленность самосознания героя.

Внутренняя речь литературного персонажа преобразует логические связи и отношения в объяснении действительности, присущие нескольким или даже многим героям, в индивидуализированную систему понятий и чувств, в которой адекватным образом связаны отражение объективной реальности в совокупности социальных, психологических, философских и иных отношений и структура этой, художественно выделенной личности. Такой взгляд на своеобразие реализуемой в психологическом анализе внутренней речи литературных героев находит подтверждение в выводах философов. «Социальные связи не только погружаются во внутреннюю речь, – пишет В. Библер, – они в ней коренным образом преобразуются, получают новый (еще не реализованный) смысл, новое направление во внешнюю деятельность, в предметное воплощение. И только в таком плане (изнутри – вовне) внутренняя речь может быть понята как логическая, а не как чисто языковая или психологическая форма» [20, 159-160].

Такая дихотомизация (на логическую и на эстетическую формы), на наш взгляд, позволяет вскрыть «многослойность» психологического анализа в произведении, в том числе и в «Тихом Доне», привязать его внутреннюю структуру как к определенному уровню общественного развития, так и к конкретному историко-литературному периоду. При возможном уподоблении друг другу эстетических форм психологического анализа разных литературных эпох (как, например, правомерно и неправомерно обнаруживают исследователи традиции толстовской «диалектики души» у многих писателей), глубинные основания психологического анализа у каждого писателя обладают своеобразной и независимой сущностью, никак не сводимой к эстетическому наследованию системы каких-то внешних примет, но проистекающей из непосредственного влияния на развитие героя социально-психологических обстоятельств его бытия, нашедших выражение в произведении.

Вышеизложенные теоретические и методологические предпосылки [21] о принципах и способах анализа самосознания литературного героя, по нашему мнению, вполне применимы для изучения такого характера, как Григорий Мелехов. В случае соблюдения научной строгости и последовательности в рассмотрении основных ступеней развития самосознания Мелехова такое исследование позволит выявить не очередную концепцию его трагической судьбы, но объективную нравственно-философскую основу этого образа. Нам также думается, что столкновение в недалеком прошлом в нашем литературоведении двух трактовок характера главного героя «Тихого Дона» – «отщепенства» и «исторического заблуждения» [28], а через них своеобразное понимание идеологической структуры романа в целом, обусловливалось во многом игнорированием представителями той и другой концепции конкретно-художественной диалектики начал индивидуальности и всеобщности (в том числе «социальности») в личности и самосознании Григория Мелехова.

Несомненно, что в переходный период развития общества человек может находиться в определенной дисгармонии со своей «общественной сущностью»; в определенном противоречии могут находиться индивидуальные и общественные начала в его самосознании. И именно психологический анализ позволяет художнику разобраться в клубке сложнейших соотношений психического и социального, субъективного и объективного в характере человека, поставленного волей исторических обстоятельств перед необходимостью самому пережить и осмыслить время смены одного уклада жизни другим.