Как всякий человек, никогда всерьез не боровшийся за то, что казалось ему притягательным, но излишним, Фадеев полагал, что есть баловни судьбы, которые все получают просто так, за понюх табаку. Он не задавал себе вопрос, как написал Михаил «Тихий Дон», можно ли вообще это сделать с беспечной улыбкой, «резвяся и играя», он воспринимал Шолохова так, словно тот родился с романом в обнимку.
Возможно, размышления Фадеева так и остались бы размышлениями, неспособными прямо повлиять на судьбы Михаила и «Тихого Дона», если бы осенью 1929 года его не назначили вместо Серафимовича главным редактором «Октября». В наследство Фадеев получил проблему третьей книги «Тихого Дона».
Главы, задержанные цензурой весной, были возвращены в редакцию с предложением «решать под свою ответственность». Фадеев, не откладывая, прочел их и сразу понял всю меру этой ответственности. Описывалось антисоветское восстание, а Григорий Мелехов, которому рапповские вожди дружно пророчили возвращение на революционный путь, был одним из руководителей его, командиром дивизии… Выходит, прав оказался Яков Агранов, предупреждавший Авербаха еще два года назад, что Шолохов берет информацию для романа из контрреволюционных источников. Приход Красной армии на Дон в январе 19-го года изображался самыми черными красками. Борьба с белоказачьим подпольем выглядела разнузданным, бессмысленным террором. Григорий Мелехов, в первых двух книгах вроде бы слабо разбиравшийся в политике, крутившийся флюгером в налетавших с разных сторон ветрах, разразился в XX главе третьей книги такими антисоветскими тирадами, что, читая их, Фадеев невольно оглядывался на дверь: «Что коммунисты, что генералы — одно ярмо», «Уж ежли пан плох, то из хама пан во сто раз хуже!» Советскую власть Мелехов называл «поганой», утверждал, что мужикам нужна «мужичья власть». А образ озлобленного Штокмана, с ходу предложившего убить Григория Мелехова, был настоящей пощечиной ему, Фадееву: вот, мол, какие на самом деле были Левинсоны!
Далеко зашел Шолохов в своей даром доставшейся ему свободе… Предчувствие Фадеева не обмануло: именно ему придется отвечать за это, и не в неком философском смысле, как отвечают за успехи избранников судьбы ее пасынки, а в прямом — как редактору, подписывающему рукопись в набор. «Нет, на моем горбу он в рай не въедет», — твердо решил Фадеев.
Однако не устраивала его и роль черта, не пускающего Шолохова в рай. Тоже задачка не из приятных… Зажимщик таланта… Нет уж, увольте, ответственность должна быть коллективной, как и повелось у коммунистов. Пусть и Авербах почешется, и Ермилов с его знаменитым тезисом о постепенном переходе Григория Мелехова к большевизму. Фадеев распорядился размножить неопубликованные главы «Тихого Дона» на ротаторе, раздал их вождям РАППа и предложил выработать единую точку зрения на вопрос об их публикации, так как речь идет о рапповском журнале и книге писателя — члена РАППа.
После того как все прочитали шестую часть, единогласно решили на секретариате: в этом виде ее не печатать. Давний знакомый Михаила, бывший махновский комиссар Гроссман-Рощин предложил даже не печатать вообще, а автора исключить из рядов пролетарских писателей за идеализацию черносотенного казачества, но Авербах, проницательно глянув на Иуду Соломоновича сквозь пенсне, сказал, что едва ли такое решение поддержит ЦК. Шолохов должен учесть пожелания, которые ему высказали рапповские руководители, когда поддержали его на первом и втором пленумах РАППа. По предложению Фадеева возвратить рукопись и беседовать с Шолоховым было поручено Аузгину, с самого начала придерживающемуся правильной линии в отношении «Тихого Дона». Лузгин, долгие месяцы триумфа романа ходивший как оплеванный, даже не скрывал своей радости. Глаза его заблестели, сутулые плечи распрямились. Пришел и на его улицу праздник!
— Мы не можем позволить вам рассказывать о восстании, которого на самом деле не было, — категорически заявил он при встрече Михаилу.
— Как — не было? — поразился тот. — Почему вы так решили? Историки почти ничего не пишут о нем, это верно, но это же не значит, что его вовсе не было. Возьмите книгу Какурина «Как сражалась революция». Его сведения содержат ошибки, но в самом факте восстания он не сомневается!
— Я не читал Какурина, но наводил справки, в том числе в Штабе РККА. Никто про такое восстание ничего не знает.
— Так это же Троцкий уничтожил все документы, чтобы не держать ответ за преступное расказачивание, приведшее к восстанию! Он же руководил тогда армией! Нашли где спрашивать — в Штабе РККА! Вы поезжайте в архив Северо-Кавказского ГПУ в Ростове. Меня туда допустили в прошлом году по письму из РАППа. Там полно документов о восстании!