— А меня Гау.
— Гау?
Сван кивнул головой.
— Га-у, — повторила Циру.
— Ци-ру, — повторил сван. — Сошедшая с небес. Хорошее имя.
— Сошедшая с небес, — рассмеялась Циру. — Никому, кроме тебя, не нравится мое имя, Гау. — Она лукаво глядела на свана из-под упавших на лоб волос. — А я уже подумала, что ты не договорился с Катран-батони…
— Договорился.
— Он очень скупой, Катран-батони.
— Я бы и за полцены пошел к нему работать…
— Почему, Гау? — Циру глядела на него и радовалась, что он не выдерживает ее взгляда. — Почему ты работал бы за полцены, Гау?
— Не знаю…
— Ничего-то ты не знаешь, Гау.
— Ничего не знаю… — повторил Гау. Он сразу понял, что сказал глупость, и еще больше смутился.
— Какой ты смешной, право!.. А знаешь, ты так наточил мотыгу, что она режет, как бритва.
— Мотыга должна быть острой…
— А я из-за нее всю кукурузу порубила, это ты виноват…
— Да, я виноват…
Им обоим страстно хотелось открыть сердце друг другу, но они не решались.
— Гау, — сказала после долгого молчания Циру, — Катран-батони очень скупой, смотри, чтобы он не заморил тебя голодом.
— Как собака от хромоты не помрет, так и Гау от голода.
— Какой ты смешной, Гау!
— Знаю, что смешной…
— А надолго ты нанялся к Катран-батони, Гау?
— На полтора месяца.
— Это очень мало, Гау… Полтора месяца пройдут быстро.
Гау промолчал.
— До свидания, Гау.
— Уже уходишь?
— А что мне делать?
Ему хотелось сказать: побудь еще немножко со мной. Впрочем, Циру и так догадалась: она повернулась, собираясь уходить, но смотрела на дорогу и не уходила.
— Утром я по этой дороге хожу в поле, Гау, а вечером по ней возвращаюсь…
Это была неправда: на самом деле она ходила другой дорогой, более короткой.
— Хорошая дорога, — сказал Гау.
— Хорошая? — рассмеялась Циру. — Чем же она хорошая?
Рассмеялся и Гау, и смех его был чем-то похож на смех Циру. Они оба ощутили это и не удивились.
— Я и другой дорогой тоже хожу в поле.
— И та дорога хорошая…
— Но теперь я буду ходить только по этой дороге, ладно? До свидания, Гау.
— До свидания, Циру!..
7
Гау, не отрывая глаз, глядел вслед уходящей девушке. Тени тополей полосами лежали на дороге, и на Циру падали то лучи солнца, то тени деревьев. Она шла легко, чуть колыхая станом, словно скользя над землей. Это впечатление еще усиливалось от быстрой смены света и тени, игравших на ее платье. Но вот Циру скрылась за поворотом, и Гау почудилось, что и дорога, и весь мир вокруг сразу угасли, обесцветились. И тогда он увидел медленно бредущую к нему Мзису. Она шла издавна знакомой ему походкой женщины, сломленной тяжелым трудом. Как всегда печальная и покорная, она подошла и остановилась, в глазах ее не было ни укора, ни жалобы…
Чтобы не глядеть на Мзису, не сравнивать ее мысленно с Циру, Гау яростно принялся за работу. Щепки от кольев отлетали на добрую сажень. Уже спустились сумерки, а Гау все тесал и тесал колья. Батраки Катран-батони, глядя на него, дивились: это какой-то дьявол, а не работник! Закончив наконец работу, он не стал ни умываться, ни есть. Тут же, в винограднике, расстелил под орехом бурку и сразу уснул, едва опустив голову…
Спал Гау беспокойно: то являлась ему Циру, то Мзиса. Не взошла еще рассветная звезда, как он проснулся и сразу же взялся за топор. Но работа не давалась ему. «Черт плюнул мне на руки!» — сердился Гау, хотя и понимал, что дело тут не в черте.
Медленно приближался рассвет. Вот хрипло, словно простуженным голосом, запел старый петух Катран-батони. Ему ответил соседний, тому — другой, и пошла по всей деревне петушиная перекличка. Прокукарекал петух на самой околице, и тогда снова запел петух Катран-батони, петушиному пению не было конца. Гау заслушался. Вдруг он увидел идущую по дороге Циру. Она шла быстро, с мотыгой на плече:
— Здравствуй, Гау! — окликнула она его издали. — Что подняло тебя в такую рань?
— А тебя, Циру?
— Дело, Гау, — серьезно ответила девушка. — Я в семье один работник, а поле не ждет.
— Да, дело ждать не любит…
— Что же, не буду отрывать тебя от дела…
— Уходишь? — печально отозвался Гау.
— А что же мне делать, Гау?
— Не знаю…
— Займись делом, Гау, — отрезала Циру. — Я вернусь опять этой дорогой.
Гау хотел было сказать, что он не отведет глаз от дороги, но Циру вдруг заслонила Мзиса, и слова застыли у него на устах.
— Ты что же, не хочешь, чтобы я вернулась по этой дороге? — донесся до него издалека голос Циру. — Ты не слышишь меня, Гау?