— Прекрати! — ору я. — Уберите эту собаку!
— Пойдем, Фло, — обращается женщина к собаке, испепеляет меня ненавидящим взглядом и тащит своих шавок прочь.
Безнадежно. Только полюбуйтесь, как далеко я продвинулась. Не добралась и до конца витрины «Артурз Антикс», а сил уже никаких.
— Итак, — сухо произносят у меня за спиной, — может, вы все-таки предпочтете доставку?
Обернувшись, я вижу Артура Грэма, владельца «Артурз Антикс», — он стоит, прислонившись к косяку, в дверях своего магазина, весь такой опрятный, в пиджаке и при галстуке.
— Не уверена. — Я приваливаюсь к бару, стараясь изобразить беззаботность. Как будто у меня есть другие варианты, кроме как торчать столбом посреди тротуара. — Возможно.
— Семьдесят пять долларов, любое место на Манхэттене.
А на фига мне любое место на Манхэттене? Я же тут, за углом живу!
Артур одаривает меня улыбкой, исполненной непреклонности. Знает, гад, что выиграл.
— Ладно. — Я признаю себя побежденной. — Пожалуй, идея неплохая.
Я слежу, как Артур подзывает типчика в джинсах — тот приближается и с раздраженным видом поднимает бар так, словно он из бумаги, — а потом отправляюсь следом за ними в теплый, забитый всевозможным старинным барахлом магазин. Невольно глазею по сторонам, хотя была здесь всего минут десять назад. Обожаю это местечко. Куда ни повернись — повсюду классные штучки, которые так и тянет купить. Вон тот резной стул, например, или это расшитое вручную бархатное покрывало… И вы только взгляните на эти изумительные дедушкины часы! Каждый день здесь появляется что-нибудь новенькое.
Не то чтобы я хожу сюда каждый день.
Просто… сами понимаете. Присматриваюсь.
— Вы сделали превосходную покупку, — говорит Артур, глядя на мой бар. — У вас наметанный глаз. — Он улыбается и пишет что-то на квитанции.
— Я в этом не слишком уверена, — отвечаю я и скромно пожимаю плечами.
Хотя подозреваю, что именно так дело и обстоит: глаз у меня и вправду наметанный. Каждое воскресенье мы с мамой смотрели по телевизору «Антикварные гастроли» [1], так что, вероятно, какие-то навыки у меня выработались.
— Прекрасная вещь, — замечаю я с видом знатока, кивая на большое зеркало в золоченой раме.
— Да, — отзывается Артур. — Хоть и современная…
— Само собой, — торопливо говорю я. Разумеется, я вижу, что эта штука современная.
Просто прекрасная вещь… с учетом того, что она современная.
Артур поднимает на меня глаза.
— Посуда для бара вас не интересует? Высокие бокалы… сифоны… У нас бывают очень оригинальные.
— О да-а-а! — Я широко улыбаюсь. — Конечно!
Высокие бокалы тридцатых годов! Сами подумайте — кому захочется пить из современных дрянных стаканов, когда есть антиквариат?
Артур открывает свою большую книгу в кожаном переплете, надпись на котором гласит: «Коллекционеры», и я преисполняюсь гордостью. Я — коллекционер! Круто, правда?
— Мисс Ребекка Блумвуд… Принадлежности для бара тридцатых годов. Ваш номер у нас есть, так что, как только что-то появится, я позвоню. — Артур пробегает глазами по странице. — Вас, я вижу, еще интересовали вазы венецианского стекла?
— Ой! Да, конечно…
Я и забыла про коллекционирование венецианских ваз. Честно говоря, не помню, куда и первую-то подевала.
— А также карманные часы девятнадцатого века… — Его палец скользит по строчкам. — Формочки для желе… Подушечки для иголок… — Артур поднимает голову. — Все эти вещи до сих пор актуальны?
— Ну… Пожалуй, карманные часы мне уже не так нужны. И формочки тоже.
— Понятно. А викторианские десертные ложечки?
Десертные ложечки? На кой черт мне понадобилась груда старых десертных ложек?
— Знаете что, — задумчиво произношу я, — скорее всего, я остановлюсь только на принадлежностях для бара тридцатых годов. Соберу по-настоящему хорошую коллекцию.
— По-моему, это мудро. — Артур улыбается мне и принимается вычеркивать строки из списка. — Увидимся.
Я выхожу из магазина, и улица встречает меня обжигающим холодом, в воздухе кружат редкие снежинки. Меня переполняет чувство глубочайшего удовлетворения. Ведь это фантастическое капиталовложение. Настоящий бар для коктейлей тридцатых годов — а скоро я подберу еще и коллекцию посуды к нему! Меня распирает от гордости.
Кстати, а зачем я выходила из дома?
Ах да. За двумя стаканчиками капуччино.
Уже год мы живем вдвоем в Нью-Йорке, на Одиннадцатой Вест-стрит, в зеленом, по-настоящему красивом районе со свежим воздухом. Все дома здесь с причудливыми балкончиками, а вдоль тротуаров высажены деревья. Прямо напротив нас кто-то постоянно наигрывает джазовые мелодии на пианино, и летними вечерами мы взбираемся на плоскую крышу, которую делим с соседями, разваливаемся на подушках, потягиваем вино и слушаем музыку (по крайней мере, однажды мы так делали).
Ввалившись в дом, я обнаруживаю в холле стопку корреспонденции, которую тотчас просматриваю.
Скука…
Скука…
Британский «Вог»! Ха!
Скука…
Ой. Мой счет из «Сакс» на Пятой авеню.
С минуту я пялюсь на конверт, а потом отправляю его в сумку. Это вовсе не означает, что я его спрятала. Просто Люку совершенно незачем его видеть. Я недавно прочитала статью «Не слишком ли много информации?» в одном очень хорошем журнале, и там говорилось, что надо отсеивать некоторые из происшедших за день событий, а не забивать утомленный разум друга или подруги всякими пустяками. Там было сказано, что дом — это убежище, и никто совсем не обязан знать все. С этим нельзя не согласиться.
Так что в последнее время я отсеиваю очень многое. Разные скучные, обыденные мелочи… к примеру, вроде счетов или стоимости новой пары туфель… И знаете что? Теория, по-видимому, абсолютно правильная: она буквально изменила наши отношения.
Сую оставшуюся почту под мышку и топаю вверх по лестнице. Писем из Англии нет, но сегодня я их и не ждала. Потому что сегодня… угадайте, что?! Мы летим домой! На свадьбу моей лучшей подруги Сьюзи! Дождаться не могу.
Сьюзи выходит замуж за Таркина — действительно славного парня, которого она знает всю жизнь. (Вообще-то он ее кузен. Но это законно. Они выясняли.) Свадьбу собираются праздновать в Гэмпшире, в доме родителей Сьюзи, — море шампанского, и лошадь, и экипаж… А самое главное — я буду подружкой невесты!
При этой мысли у меня ноет под ложечкой. Как я этого жду… Не только того, что стану подружкой невесты, но и того, что увижу Сьюзи, родителей, свой дом. Вчера до меня дошло, что я уже полгода не была в Британии, — это же целая вечность. И я пропустила, как папу выбрали капитаном гольф-клуба, а ведь это была цель всей его жизни. А скандал, когда Шиобан украла в церкви деньги и удрала на Кипр! А самое главное — я не присутствовала на помолвке Сьюзи, пускай даже она и примчалась в Нью-Йорк две недели спустя и показала мне кольцо.
Не подумайте, что я жалуюсь, — ведь мне здесь по-настоящему хорошо. Моя работа у «Берниз» просто превосходная, и жизнь в Вест-Виллидж замечательная. Обожаю бродить по маленьким улочкам, покупать пирожки к чаю в пекарне «Магнолия» субботним утром, а возвращаться через рынок. Вообще мне нравится все, что у меня есть здесь, в Нью-Йорке. Кроме мамочки Люка, пожалуй.
И все же. Дом есть дом.
Из-за двери нашей квартиры доносятся звуки музыки, и сердце замирает от предвкушения. Это же трудится Дэнни! Может, он уже закончил! Мое платье готово!
Дэнни Ковитц живет этажом выше, в квартире своего брата; с тех пор как я поселилась в Нью-Йорке, он стая моим лучшим другом. Дэнни великолепный, несомненно талантливый дизайнер — но пока еще он не добился громкого успеха.
Честно говоря, он вообще никакого успеха не добился. Минуло пять лет с того дня, как Дэнни закончил школу модельеров, — и до сих пор дожидается своего шанса. Но, как он говорит, стать известным модельером потруднее, чем звездой экрана. Если не знаешься с нужными людьми и никто из экс-битлов не ходит у тебя в папашах — забудь об успехе. Я всегда переживала за Дэнни: уж кто-кто, а он успех заслужил. И, как только Сьюз предложила мне быть подружкой невесты, я обратилась к Дэнни с просьбой сшить для меня платье. Вся соль в том, что на свадьбу Сьюз явится целая толпа богачей и знаменитостей. Глядишь, меня заприметят и начнут наперебой спрашивать, кто мой портной, имя Дэнни будет переходить из уст в уста — и карьера ему, считай, обеспечена!
1
Популярная программа на Би-би-си, в которой антиквары-профессионалы разъезжают по стране и оценивают старинные предметы, картины и т. п. — Здесь и далее примеч. ред.