Появляется Люк и запихивает в карман чемодана пакет со своими туалетными принадлежностями.
— Знаешь, а у нас скоро первая годовщина свадьбы, — сипловатым голосом начинаю я. — Надо бы… как-нибудь ее отметить.
— Не уверен, что в это время буду дома, — отвечает Люк.
Судя по голосу, ему все равно. Наша первая годовщина для него — пустой звук. Вся кровь бросается мне в голову, вот-вот хлынут слезы. Мало того, что я мучилась целую неделю, так даже перед отъездом Люк не желает улыбнуться мне!
— Напрасно ты злишься, Люк… Знаю, я опростоволосилась… Но я же не хотела! Я уже извинялась миллиард раз!
— Помню, — говорит Люк все тем же усталым голосом.
— Ну что еще мне сделать?
— А что сделать мне, Бекки? — во внезапном раздражении переспрашивает он. — Сказать, что все это пустяки? Уверять, что мне совершенно не жаль после стольких трудов, потраченных на «Аркодас Труп», тащиться на какой-то забытый богом остров? — он рывком захлопывает чемодан, только щелкают замки. — Может, хочешь, чтобы я сказал, что безумно рад возиться с какой-то паршивой ночлежкой?
— Это не ночлежка! — яростно протестую я. — Можешь мне поверить! Натан Батист говорил, что в отеле все будет по высшему разряду. Видел бы ты его в том миланском магазине, Люк! Он выбирает только самое лучшее — лучшую кожу… кашемир…
— И уж конечно, самые качественные гидроматрасы, — ехидно подхватывает Люк. — Бекки, ты что, до сих пор не поняла? У меня свои принципы.
— У меня тоже! — Я шокирована. — И у меня свои принципы! Но это еще не значит, что я сноб!
— И я не сноб, — резко возражает Люк. — Просто у меня есть правила.
— Нет, сноб! — Остановиться я уже не могу. — Подумаешь, человек занимался мотелями! Я поискала информацию про Натана Батиста в Интернете — он много сил отдает благотворительности, помогает людям…
— А одному человеку даже сломал челюсть, — подсказывает Люк. — Об этом ты тоже читала?
На несколько мгновений я умолкаю, но быстро нахожусь:
— Это же когда было! Он понес наказание… перевоспитался…
— Бекки, прошу тебя. — Люк вздыхает и подхватывает портфель. — Может, хватит об этом?
Он выходит из комнаты, я бегу за ним.
— Нет, не хватит. Люк, нам надо поговорить. Ты же всю неделю на меня даже не смотрел.
— Я был занят. — Он сует руку в портфель, достает пачку ибупрофена и выщелкивает на ладонь пару таблеток.
— Неправда… Ты просто хотел наказать меня.
— Ты меня обвиняешь? — Люк проводит пятерней по волосам. — Неделя выдалась чертовски жаркой.
— Тогда разреши, я помогу тебе! — хватаюсь я за соломинку. Спешу по пятам за Люком в кухню, где он наливает себе стакан воды. — Для меня наверняка найдется работа. Я могу побыть твоим секретарем… провести исследования…
— Ради бога! — прерывает меня Люк и глотает таблетки. — Хватит с меня! Твоя «помощь» — напрасная трата моего времени, ясно?
Я вспыхиваю, глядя на него в упор. Наверное, он полистал розовую папку с моими идеями. И понял, что это полное барахло.
— Ладно, — наконец говорю я. — Хорошо… больше я не буду тебе надоедать.
— Сделай одолжение.
Он уходит в кабинет и принимается хлопать там ящиками стола. А я стою, как прибитая к полу, и кровь шумит у меня в ушах. Из коридора слышится звонок — принесли почту. Иду в холл, нахожу на коврике у двери пакет. Плоский пакетик «Джиффи», адресован Люку, штамп смазан. Поднимаю его и смотрю на адрес, надписанный черным маркером. Почерк вроде бы знакомый, а чей — непонятно.
— Тебе почта, — кричу я. Люк выносит из кабинета кипу папок и втискивает их в портфель. Потом забирает у меня пакет, рвет его и вытаскивает компьютерный диск вместе с письмом.
— А! — Люк улыбается, впервые за целую неделю. — Превосходно.
— От кого это?
— От твоей сестры, — отвечает он.
Мне будто с размаху вдарили под ребра.
От моей сестры? От Джесс? Я недоверчиво перевожу взгляд на пакет. Так это почерк Джесс?
— А почему… — я изо всех сил стараюсь, чтобы голос звучал спокойно, — почему это Джесс пишет тебе?
— Она переделала для нас рекламный диск, — отвечает он, пробегая глазами письмо. — Молодчина девчонка. Получше наших хваленых компьютерщиков. Надо будет послать ей цветы.
Голос у него такой теплый, почти ласковый, глаза задумчивые. Я смотрю на него, а в горле вдруг встает ком.
Значит, Джесс — молодчина? Джесс умница… а я дурында.
— Джесс тебе помогла, да? — сдавленным голосом спрашиваю я.
— Да. И здорово помогла, честно говоря.
— Ты бы обрадовался, будь здесь она, а не я. Наверное, тайком хочешь, чтобы мы поменялись местами.
— Не болтай чепухи. — Люк складывает письмо и засовывает обратно в пакет.
— Если Джесс вся из себя чудесная, может, поживешь с ней? — сама слышу, как угрожающе нарастает мой голос. — А что такого? Соберись да и поезжай… будет с кем поболтать о компьютерах…
— Успокойся, Бекки, — удивленно просит Люк.
Но меня уже понесло. Не остановить!
— Да чего там, все в порядке! Со мной можешь быть откровенным, Люк! Если ты предпочитаешь занудную скрягу, у которой ни вкуса, ни чувства юмора, — дело твое! Женись на этом сокровище, что уж мелочиться! А весело-то как будет! Уверена, с ней ты точно не соскучишься…
— Бекки! Прекрати сейчас же! Несколько минут он молчит, комкая конверт. Я боюсь шевельнуться.
— Знаю, ты не любишь Джесс, — наконец говорит он, подняв голову. — Но послушай, что я тебе скажу. Твоя сестра — хороший человек. Честный, надежный и трудолюбивый. Для нас она не пожалела времени, — он постукивает по диску, — сама вызвалась нам помочь и не попросила ни платы, ни благодарности. Вот оно, истинное бескорыстие! — Он делает шаг ко мне и безжалостно заканчивает: — Ты могла бы многому поучиться у своей сестры.
От потрясения меня бросает то в жар, то в холод. Открываю рот, хочу возразить — но не могу издать ни звука.
Люк смотрит на часы:
— Мне пора. Когда вернусь — не знаю.
— Люк… мне так жаль. — Ко мне наконец-то вернулся голос, пусть даже слабый и жалкий. — Прости, что разочаровала тебя. — Но если хочешь знать… ты меня тоже расстроил. Ты изменился. Во время свадебного путешествия ты был совсем другим. Забавным, добрым, спокойным…
Мне вдруг отчетливо вспоминается Люк, каким он был недавно. Сидел на коврике для йоги, в выцветших штанах и с серьгой в ухе. Улыбался мне под солнцем Шри-Ланки. Держал меня за руку…
Сердце ноет от невыносимой тоски. Покладистый, жизнерадостный парень, с которым я ездила по всему миру, ничуть не похож на сурового мужчину, который сейчас стоит передо мной.
— Ты изменился, — повторяю я со всхлипом, по щеке стекает слеза. — Стал таким, как раньше, давным-давно. Ты же обещал, что больше никогда таким не будешь. — Я с досадой смахиваю слезу. — Не думала, что наша жизнь окажется вот такой, Люк.
В кухне тихо.
— И я не думал, — признается Люк. В голосе слышна привычная насмешка, но лицо строгое. — Пора идти. Пока, Бекки.
Он отворачивается, а через несколько секунд хлопает входная дверь.
Я держусь из последних сил. Но слезы уже прорвались, хлынули по щекам, ноги задрожали. Опускаюсь прямо на пол и утыкаюсь лицом в коленки. Ушел. И даже не поцеловал меня на прощанье.
Не знаю, сколько я просидела на одном месте. Просто обнимала собственные колени да изредка вытирала лицо рукавом. Наконец слезы иссякли, дышать стало легче, и я понемногу успокоилась. Но тянущая пустота в груди осталась.
Нашему браку конец. И года не продержались.
С трудом поднимаюсь на затекшие ноги, медленно бреду в пустую столовую. Посреди столовой гордо расположился наш резной деревянный стол из Шри-Ланки.
На глаза вновь наворачиваются слезы. С этим столом связано столько мечтаний! Какие упоительные картины я себе рисовала! Чего только не подсказывало воображение: мягкий свет свечей, я раскладываю по тарелкам сытное рагу, Люк нежно улыбается мне, за столом собрались все наши друзья…
И вдруг меня охватывает страстное, непреодолимое желание поговорить со Сьюзи. Услышать ее сочувственный голос. Она-то знает, как быть. Она всегда все знает.