Воцаряется зловещее молчание. Джесс смотрит на меня в упор.
— Такой, как я? — переспрашивает она. — То есть «скупой нудной коровой» — так, Бекки?
Черт. А я надеялась, что она забудет.
— Э-э… извини, что обидела тебя, — растерянно бормочу я. — Я не хотела…
Но переубедить Джесс не удается. Быстренько припоминаю: чему там еще меня учили на экспресс-тренинге в поезде?
— Время залечит наши раны… — начинаю я и простираю к ней руки.
Джесс отшатывается.
— Вряд ли! И как тебе только хватило наглости явиться сюда?
— Но я же прошу тебя помочь мне, по-сестрински! — в отчаянии объясняю я.
Я хочу у тебя учиться, понимаешь? Ты — Йода, а я…
— Йода? — Глаза Джесс становятся круглыми.
— Да нет, внешне между вами никакого сходства, — торопливо поправляюсь я. — Ни малейшего! Я просто…
— Это меня не интересует, Бекки, — перебивает Джесс. — Мне нет дела ни до тебя, ни до твоих идиотских затей. Уходи.
И она хлопает дверью, а я в шоке застываю. Джесс захлопнула дверь у меня перед носом? Не впустила свою сестру?!
— Но я же приехала из самого Лондона! — кричу я.
Нет ответа.
Нет, не сдамся. Ни за что. Я изо всех сил колочу в дверь.
— Джесс! Впусти меня! Пожалуйста! Я помню, у нас были разногласия…
Дверь распахивается.
— Оставь меня в покое! — И на этот раз Джесс не просто недовольная, а злая. — Бекки, разногласия ни при чем. Мы разные люди. У меня нет времени на тебя. Честно говоря, я жалею, что мы встретились. И я понятия не имею, что тебе здесь надо.
— Ты не понимаешь, — торопливо начинаю я, пока она снова не захлопнула дверь, — все разладилось. Мы с Люком в ссоре. Я… сделала одну большую глупость.
— Какой сюрприз. — Джесс складывает руки на груди.
— Да, меня никто не заставлял, — у меня срывается голос, — я знаю, что сама виновата. Но по-моему, наш брак под угрозой. Я в этом уверена.
Слезы так и подступают к глазам. Я часто моргаю, сдерживая их.
— Джесс… пожалуйста, помоги мне. Больше мне не к кому обратиться. Если я чему-нибудь научусь у тебя, может, Люк вернется. Ты ему нравишься… — у меня перехватывает горло, но я заставляю себя смотреть Джесс прямо в глаза, — больше, чем я.
Джесс качает головой — непонятно, то ли не верит мне, то ли ей все равно.
— Кто там, Джесс? — слышится голос из-за ее спины, и в дверях появляется еще одна девушка — в очках, с прямыми тусклыми волосами неопределенного цвета и с пачкой бумаги в руках. — Снова свидетели Иеговы?
— Я не свидетель Иеговы! — возмущаюсь я. — Я сестра Джесс!
— Сестра? — Незнакомка обводит изумленным взглядом мою одежду, туфли и два чемодана. — Теперь ясно, что ты имела в виду, — говорит она Джесс и слегка понижает голос: — И вправду слегка тронутая.
Тронутая?!
— Я не тронутая! — еще больше возмущаюсь я. — И вообще, не лезьте не в свое дело! Джесс…
— Бекки, поезжай домой, бесстрастно прерывает меня Джесс.
— Но…
— Ты по-английски понимаешь? Домой! — И она машет рукой, словно отгоняет приставшую собаку.
— Я же… тебе родня! — дрожащим голосом напоминаю я. — Родные должны быть заодно. Заботиться друг о друге. Джесс, я твоя сестра!
— Это не моя вина, — отрезает Джесс. — К тебе в сестры я не набивалась. Пока, Бекки.
И она снова грохает дверью — так резко, что я вздрагиваю. Поднимаю руку, чтобы еще раз постучаться, — и устало роняю ее. Бессмысленно.
Несколько минут стою, тупо глядя на коричневую обивку двери. Затем медленно поворачиваюсь и бреду со своими чемоданами прочь.
Такой долгий путь — и все напрасно.
Что же мне теперь делать?
О том, чтобы сразу вернуться домой, я и думать не могу. Пять часов трястись в поезде — а что потом? Пустая квартира.
И отсутствующий муж.
Мысль о Люке становится последней каплей. Не в силах больше сдерживаться, я даю волю слезам. Две мамаши с колясками с жадным любопытством глазеют на меня, но мне уже все равно. Слезы хлещут потоками. Наверное, вся косметика поплыла… а у меня руки заняты, даже носовой платок не достать, приходится шмыгать носом… Так, пора остановиться. И привести себя в порядок.
Впереди что-то вроде деревенской площади с деревянной скамьей в центре. Иду к ней. Бросив чемоданы, сажусь, обхватываю голову руками и еще сильнее заливаюсь слезами.
Я совсем одна, в сотнях миль от дома, там, где меня никто не знает… И виновата в этом сама. Я сама все испортила.
И Люк меня навсегда разлюбил.
Внезапно над моей головой раздается мужской голос:
— Ну полно, полно! Что стряслось?
Поднимаю заплаканное лицо. На меня укоризненно и озабоченно смотрит мужчина средних лет, в вельветовых штанах и зеленом джемпере.
— Что, конец света наступил? — спрашивает он грубовато. — Здесь повсюду пожилые люди отдыхают, — он обводит рукой коттеджи, обступившие площадь, — а от тебя шуму столько, что даже овцы всполошились.
Он кивает в сторону холма — и точно, две овцы удивленно таращатся на меня.
— Простите, если помешала, — всхлипывая, отвечаю я. — Но мне сейчас так тяжело…
— С дружком поцапалась, — констатирует незнакомец так, словно иначе и быть не может.
— Я замужем. Но мой брак под угрозой. Наверное, даже на грани распада. Я приехала издалека, чтобы навестить сестру, а она меня и видеть не желает… — Слезы хлещут с новой силой. — Мама с папой укатили в лечебный круиз, муж улетел на Кипр к Натану Батисту, лучшая подруга завела себе новых друзей, а мне не с кем даже словом перемолвиться. Куда мне теперь? Я даже понятия не имею, где я сейчас…
Тут на меня нападает неудержимая икота, я судорожно ищу платок и вытираю глаза.
Незнакомец озадаченно смотрит на меня.
— Знаешь, что я тебе скажу, детка… Хочешь чаю?
— С удовольствием выпью чашечку, — сбивчиво бормочу я. — Огромное вам спасибо.
Неожиданный спаситель ведет меня через площадь, мои чемоданы он несет, точно это перышки, а я тащусь позади с громоздкой коробкой.
— Кстати, я Джим, бросает он через плечо.
— А меня зовут Бекки, — представляюсь я и звучно шмыгаю носом. — Вы очень любезны. В Лондоне я как раз собиралась выпить чаю, но у меня закончилось молоко. Вот так я и очутилась здесь.
— Далековато ты заехала за чашкой чаю, — сухо замечает он.
Я вдруг понимаю, что еще сегодня утром была дома. А кажется, будто миллион лет назад.
— Ну, у нас здесь молоко никогда не переводится, — добавляет Джим и сворачивает к коттеджу, над дверями которого красуется вывеска «Магазин Скалли». Мы входим в дом под звон колокольчика, где-то во дворе лает собака.
Я с интересом оглядываюсь.
— О-о! Так это магазин!
— Не просто какой-то там магазин, а первый и единственный в деревне, — гордо поправляет меня Джим, ставит на пол чемоданы, сгоняет меня с коврика, и колокольчик перестает звонить. — Наша семья владеет им уже пятьдесят пять лет.
— Ого!
Я изучаю уютное заведение. Полки со свежим хлебом, консервами, аккуратно расставленными пакетами и коробками, конфетами в банках, целая выставка открыток и подарков.
— Как здесь чудесно! Значит, вы — мистер Скалли?
Джим отвечает мне каким-то странным взглядом.
— Детка, Скалли — так называется наша деревня.
— Ах да. — Я вспыхиваю. — Совсем забыла.
— Моя фамилия Смит. Да уж, чашка чаю тебе не повредит. Келли! — зовет он, и в магазине появляется девчушка лет тринадцати — худенькая, с жидким хвостиком, старательно накрашенными глазами и журналом «Эль» в руках.
— Папа, я честно сидела в магазине, — сразу начинает оправдываться она. — Только на минутку отошла наверх.
— Ладно, ладно, детка. Приготовь-ка чаю нашей гостье. Она немного… не в себе.
— Сейчас.
С жадным любопытством глянув на меня, Келли снова исчезает в глубине дома. А до меня вдруг доходит: наверное, выгляжу я чучело чучелом.
— Может, присядешь? — предлагает мне Джим и придвигает стул.
— Спасибо, — говорю я благодарно, избавляюсь от шляпной картонки и шарю в «ангельской сумочке» в поисках косметички.
Открываю пудреницу, смотрю на себя в зеркало — мама родная, впервые вижу такую страшилу. Нос багровый, глаза красные, подводка вокруг глаз размазалась, и теперь я похожа на панду, а бирюзовые тени «блеск 24 часа» непонятным образом растеклись по щекам.