Торопливо нахожу очищающую салфетку и стираю все это безобразие, а когда лицо становится чистым и розовым, печально смотрю на себя в зеркало. Внутренний голос подсказывает, что заново краситься не стоит. И вообще, зачем мне макияж? Какой в нем прок, если мой брак распался?
— Вот, возьмите. — На прилавке появляется дымящаяся кружка, Келли пристально наблюдает за мной.
— Спасибо… Ты меня спасла.
— Да ладно, что там, — смущается Келли, а я делаю первый глоток. Господи, и вправду чай — лучшее средство от всех бед. — А это… — Келли пожирает круглыми, как блюдца, глазами мою сумочку, — это настоящая «ангельская сумочка»?
Внутри у меня все вздрагивает от боли, но я прячу ее под слабой улыбкой.
— Да, настоящая.
— Пап, у нее «ангельская сумочка»! — кричит Келли Джиму, который выгружает из коробки пакеты с сахаром. — Про такие писали в «Гламуре» — помнишь, я тебе рассказывала? — Глаза у нее сияют от восторга. — Мечта каждой кинозвезды! В «Харродзе» такую не достать! А вы свою где взяли?
— В Милане, — помолчав, признаюсь я.
— В Милане! — ахает Келли. — Круто! — Она переводит взгляд на содержимое моей косметички. — А это блеск для губ «Стайла»?
— Ага…
— У Эмили Мастере тоже есть такой, — завистливо говорит Келли. — Корчит из себя неизвестно кого.
Я смотрю на ее разгоревшиеся глаза и румяные щеки, и вдруг мне страстно хочется обратно, в мои тринадцать лет. Хочется тратить карманные деньги, бегая в субботу по магазинам. И ни о чем не беспокоиться, кроме домашнего задания по биологии. Да еще гадать, нравлюсь я Джеймсу Фуллертону или нет.
— Послушай… возьми, — предлагаю я и вытаскиваю из сумочки новенький блеск «Стайла» с ароматом грейпфрута. — Я все равно им не пользуюсь.
— Да-а? — потрясенно выговаривает Келли. — Точно?
— А крем-румяна тебе нравятся? — спрашиваю я и протягиваю футляр. — Правда, тебе они без надобности…
— Класс!
— Стоп, стоп, — вмешивается подошедший к нам Джим и укоризненно качает головой. — Келли, перестань клянчить у нашей гостьи косметику. Отдай-ка все обратно, детка.
— Она сама предложила, папа! — Нежную кожу Келли заливает краска. — Ничего я не клянчила, и вообще…
— Джим, пожалуйста, разрешите Келли взять всю эту ерунду. Мне она не нужна. — Я смущенно смеюсь. — Я и купила-то все это только для того, чтобы потратить восемьдесят фунтов — за это давали бесплатные духи…
И я опять рыдаю. Господи, Джесс права.
Я чокнулась.
— Эй, что с вами? ~ тревожится Келли. — Если что, так возьмите обратно…
— Все в порядке, — вымученно улыбаюсь я. — Просто… вспомнила кое-что…
Промокаю глаза салфеткой, встаю и подхожу к витрине. Надо бы запастись сувенирами, раз уж я здесь. Выбираю стойку для курительных трубок в подарок папе и расписной деревянный поднос — маме. Я уже облюбовала вид озера Уиндермир в стеклянном шаре — для Дженис, когда увидела в окно, что у магазина стоят две женщины. К ним присоединяется третья.
— Чего они ждут? — озадаченно спрашиваю я.
Джим смотрит на часы и указывает на табличку «Сегодняшний хлеб за полцены»:
— Вот чего.
В магазин разом вваливаются все три покупательницы.
— Мне две плюшки, Джим, — говорит первая, с густой сединой в волосах и в бежевом макинтоше. — А уцененных круассанов нет?
— Сегодня нет, — отвечает Джим. — Только за полную стоимость.
— Да?… — Она на минуту задумывается. — Нет, не возьму.
— Мне, пожалуйста, три большие булки из цельной муки, — щебечет женщина, голова которой повязана зеленым шарфом. — А это кто? — Она указывает на меня большим пальцем. — Я видела, как вы плакали на площади. Вы туристка?
— Вечно они теряются, отстают от своих, — отзывается первая. — Вы 'в каком отеле остановились, милочка? По-английски понимаете? Спике инглезе?
— На датчанку похожа, — со знанием дела определяет третья. — Кто-нибудь знает датский?
— Я англичанка, — объясняю я. — И я не потерялась. А плакала, потому что… — проглатываю вставший в горле ком, — мой брак разваливается. Я приехала просить помощи у сестры, а она мне отказала.
— У сестры? — недоверчиво переспрашивает женщина в зеленом шарфе. — А кто она?
— Она здесь живет. Джессика Бертрам.
Все умолкают. Покупательниц словно огрели молотком по голове. Растерянно оглядываюсь и вижу, что у Джима челюсть отвисла чуть ли не до пола.
— Так это ты — сестра Джессики? — растерянно произносит он.
— Да, я. Из Лондона.
Немая сцена продолжается. Никто не шевелится, все стоят с разинутыми ртами и глазеют на меня, как на инопланетянку.
— Да, мы с ней совсем разные, но… — начинаю я.
— А она говорила, что вы ненормальная, — бр якает Келли.
— Келли! — восклицает Джим. Я обвожу лица взглядом.
— Что? Что она говорила?!
— Ничего. — Джим предостерегающе глядит на дочь.
— Вся деревня знает, что Джесс ездила к своей сестре, — не обращая на отца ни малейшего внимания, объясняет Келли. — А когда вернулась, сказала, что вы сумасшедшая. Извини, папа, но это правда!
Мои щеки наливаются жарким румянцем.
— Я не сумасшедшая! — объясняю я. — Я нормальная! Просто… не такая, как Джесс. Мы разные. Ей нравятся камни, а мне… магазины.
Слушатели заинтересованы.
— А камнями, значит, не увлекаешься? — спрашивает женщина в зеленом шарфе.
— Вообще-то нет, — признаюсь я. — Мы… поссорились.
— Почему? — У Келли от любопытства только что уши не шевелятся.
— Нн-у… — я неловко ковыряю пол носком туфли, — я сказала Джесс, что изучать камни — самое скучное занятие в мире, в самый раз для нее.
Все хором ахают.
— Напрасно ты обидела Джесс, — качая головой, говорит покупательница в бежевом макинтоше. — Бедняжка так любит эти свои камушки.
— Джесс — славная девушка, — подхватывает седая, буравя меня суровым взглядом. — Работящая. Надежная. Такую сестру дай бог каждому.
— Да уж, лучше и не найдешь, — соглашается женщина в зеленом шарфе.
Под их пристальными взглядами я пытаюсь оправдаться:
— Но я же и приехала мириться. А она наотрез отказалась быть моей сестрой. Ума не приложу почему. Я так хотела подружиться с ней. Решила посвятить ей все выходные, а она от всего воротила нос. Все ей было не то и не так. В итоге мы крупно поссорились… я наговорила ей всякого…
— Какого? — живо уточняет Келли.
— Ну… — я потираю нос, — что она скупая нудная корова…
Все опять громко ахают. Келли аж бледнеет от ужаса и уже поднимает руку — будто хочет меня остановить, но я не желаю молчать. Мне надо выговориться. Раз уж начала, то выскажу все, что наболело.
— И что такой скупердяйки, как она, я в жизни не встречала, — продолжаю я, а страх на лицах слушателей только разжигает мой праведный гнев. — Что у нее вообще нет вкуса и отключен режим отдыха…
Я осекаюсь, но на этот раз все молчат. Словно оцепенели.
Только теперь я вдруг отчетливо слышу тоненький звон. И вспоминаю, что он звучит уже несколько секунд. Медленно-медленно я оборачиваюсь.
И вмиг холодею.
В дверях стоит бледная как смерть Джесс.
— Джесс! — вскрикиваю я. — Господи, Джесс! Я не… я хотела… я просто объясняла…
— Я услышала, что ты здесь, — перебивает она таким тоном, точно каждое слово дается ей с трудом, — и зашла убедиться, что у тебя все в порядке. И предложить переночевать у меня. Но теперь… передумала. — Она смотрит мне прямо в глаза. — Бекки, я знала, что ты избалованная пустышка. Но даже не подозревала, какая ты двуличная дрянь.
Она поворачивается и уходит, с силой стукнув дверью.
Келли вся красная, у Джима перекошено лицо. Всех присутствующих явно корежит от неловкости.
Наконец женщина в зеленом шарфе складывает руки на груди.
— Похоже, опростоволосилась ты, милочка.
Я в полнейшем шоке.
Приехала мириться с Джесс — и только все окончательно испортила.
— Вот, детка, — Джим ставит передо мной еще одну кружку чая, — с тремя ложками сахара.
Все три покупательницы тоже пьют чай, Джим даже предложил нам кекс. Почему-то мне кажется, что от меня ждут новых зрелищ.