К вечеру его силы полностью иссякли. Голод и постоянный недостаток пищи дали о себе знать именно в горах. Идти по равнинной местности куда как проще даже будучи голодным и истощенным. Знай себе переставляй ноги. В горах всё по-другому. Горы не любят слабых. Одно радует – воздух стал реально чище. И даже, ему казалось, будто начинает видеть в сумерках проступающие звёзды на небе.
Он шумно сел. Не сел – скорее упал. Потом лёг на спину и стал лежать. Камушки впились в кожу и позвоночник, но он не обращал на это внимания. Костёр тут уже не из чего разжечь, кругом лишь камни. В голове роились бессвязные мысли, тело бросало то в жар, то в холод. Он уже не хотел есть. Отпил из фляги воды и попытался заснуть, но сон не шёл. Тело настолько было измождено, что даже не могло успокоиться и расслабиться от таких испытаний. Сердце тяжело ухало, отдавая в голову, голова кружилась. Наверное это поднялось давление. Он просто лежал и смотрел в пустое небо.
Сколько ещё выдержит такого пути? День, два? Может животное хочет его убить, вымотать до конца, а потом вернётся назад и съест его ещё тёплый труп? Может это всё-таки галлюцинация, он читал что-то такое, в какой-то книге, вроде бывают у путников галлюцинации, бывают миражи, видения и прочие ловушки разума… Нет, не будет олень-лось его есть. Может он просто сам не знает, куда идёт. Просто идёт, потому что ему туда идётся, а он, человек, как дурак плетётся следом, наполняя это все глубоким смыслом.
Почему то последняя мысль его ужаснула так, что он внезапно сел. Последние дни он думал о звере как о мыслящем каком-то существе, которое ведёт его в нужное место, может даже играет с ним в некую злую игру, либо преследует ещё какие-то ужасные цели, но, тем не менее, это акт его сознательной деятельности. Он не думал о нём, как о животном, с интеллектом обычного домашнего барана. Что если они, наконец, встретятся лицом к лицу, а у животного в глазах не будет ничего, никаких эмоций, никакого разума? Оно будет стоять и жевать сухую траву, пялясь на человека в недоумении?
У него внутри всё как-то сжалось и он понял, что сейчас вот-вот расплачется. От жалости к самому себе, от всей этой ситуации, в которой он оказался. Но слёзы не пришли. Он, возможно, последний. Так захотел бог, или так решил случай, так упала карта, выпал такой жребий – кто во что верит, выбирайте. Он – последний выживший человек, который прошел жестокие испытания. Пройдет и это.
И это пройдет.
На том он снова лёг и на этот раз крепко уснул. Снов не было, ничего не было. Он открыл глаза, но встать не мог. Спал он вообще или нет? Уже было довольно светло. Тело ныло и болело, каждый сустав ныл, ноги вопили от боли в неснятых на ночь сапогах. Он лежал, слушая этот хор ноющих голосов, потом нащупал рукой флягу. «Вода ещё есть – хорошо, значит продержусь ещё день». Выпил всё. Подождал, пока вода уляжется в желудке. Принялся вставать.
Удалось это ему с четвертой попытки. Три раза он падал обратно. На четвертый раз всё-таки встал. Нашёл глазами знакомые и уже родные следы и продолжил свою часть игры.
Через несколько часов он стал улавливать в воздухе нотки соли. Запахло солёным. Может где-то рядом соляной грот? Может это уже начались видения? Соли ему, однако, совсем не хотелось.
С высоты птичьего полёта могло бы показаться, что эта ползущая медленно по склонам то вверх, то вниз букашка – всего лишь какой-то заблудившийся дикий пёс, или старый медведь, пришедший умирать в горы, и блуждающий в поисках подходящего места. Но если посмотреть поближе, то окажется, что это – человек, который из последних сил карабкается на четвереньках, с опущенной головой и болтающимся рюкзаком за плечами, человек, высохший как прутик, готовый сломаться от любого воздействия. Карабкается он потому, что у него всё ещё есть цель, и он к ней идёт, пускай даже уже и на четырёх ногах.