Красные Горы или Орокарни — горный массив, располагавшийся в Руне, далеко на востоке Средиземья.
Четыре рода Гномов: Железнорукие, Жёсткобороды, Черноволосы и Камненоги — пробудились на востоке. Хотя Красные Горы и не названы местом их пробуждения, это кажется вероятным, потому что они являются главной горной цепью той местности.
Карты Средиземья Третьей Эпохи не показывают местность к востоку от моря Рун, но вполне возможно, что к моменту повествования Красные Горы всё ещё возвышаются на этих землях.
Т.к. о гномах востока известно только название родов, то я позволила себе придумать для них правителя и дала ему имя "Азагхал" — так звали владыку гномов Белегоста в Первую Эпоху.
Трещина
Poets Of The Fall — Change (венский вальс)
С самого прибытия в королевство гномов из Нилоэлы старательно лепили принцессу. Приставили гномиху-компаньонку — Гурдун. Её общество можно было бы назвать приятным, но постоянные наставления и нотации выводили Нило из себя. Она ожидала чего-то подобного, когда согласилась отправиться в Эребор, однако реальность оказалась намного более изнуряющей и раздражающей.
Нило и Разар поселили в отдельных покоях, которые соединял небольшой тайный проход. В комнатах Нилоэлы он маскировался под одну из створок гардеробной, у Разар — в стене, рядом с камином. Комнаты девочки находились ярусом ниже — там, где располагалась вся королевская семья.
Нилоэла почти не виделась с принцем. За две с небольшим недели они пересекались только на совместных трапезах. В эти короткие встречи ей казалось, будто Фили чем-то озабочен. Хоть он и пытался держать маску радостного оживления, но время от времени взгляд голубых глаз делался печально-задумчивым. На все вопросы принц отшучивался или вовсе не удостаивал их ответом.
Он каждый вечер приходил проведать Разар. Нилоэла же в это время либо принимала ванну, либо уже спала беспробудным сном, вымотавшись за день. Но не всегда сновидения приносили облегчение. Время от времени ей снился кошмар, в котором она спасалась от огромного чёрного волка. Зверь загонял её в узкую расселину, что разбивала огромную скалу на двое. И из неё не было выхода. Это был тупик. Чудовищные клыки лязгали около лица, а в ярко-алых глазах горела ненависть.
Она начинала жалеть о принятом решении перебраться в Эребор. Жизнь под сенью Одинокой горы была пронизана болезненной тревогой. Казалось, древнее королевство гномов, так же как и в первый раз, отталкивает полукровку, давит на плечи грузом отчуждённости.
В сердце зрела обида на Фили. Нилоэлу очень беспокоило, что принц начал отдаляться. Помимо этого, задевало ещё одно обстоятельство. Он представил её семье только лишь как мать своей дочери. Нилоэла пребывала в смятённых чувствах. Постепенно Нило начинала угрожающе закипать, подобно оставленному без присмотра молоку на огне.
Откуда же ей было знать, что, если гном представляет женщину как мать своего ребенка, это подразумевает его обязательство жениться на ней? Но Нилоэле некому было поведать об этом. Все вокруг были слишком взбудоражены и ошеломлены внезапным появлением наследника. Эребор кипел, готовя грандиозный пир в честь его возвращения.
***
Тысячи горящих свечей таяли в огромных подвесных люстрах из позолоченного металла. В зале с высоким потолком царило янтарное сияние, наполняя воздух теплом. Огромное зеркало во всю стену отражало три маленькие фигурки. Две из них сосредоточенно повторяли движения за третьей. Приятный женский голос с командными нотками то и дело повторял "три шага, поворот" или "кружимся, полуоборот, глубоко присели". Тяжелое дыхание и редкие слова, стук каблучков по старому камню — вот всё, что слышал танцевальный зал Эребора. Эхо ритмичных шагов порой прерывалось, когда кто-то из танцующих оступался.
Пот тонкой струйкой стекал по ноющей спине, которую Нилоэла старалась держать прямо. Ноги в простых атласных туфельках на невысоком каблуке нещадно болели, стираясь в кровь. Ей нестерпимо хотелось сбросить их. Особенно, когда дело доходило до второго танца, который танцевался на празднестве. Он нравился Нило куда больше, чем первый — медленный и вальяжный. Быстрый ритм и простые движения, напоминающие разудалую джигу, которую она отплясывала в Шире на Солнцеворот, казалось, уже целую вечность назад. Танец так и назывался "дигги". Та же джига, только на гномий манер.
Лёгкое платье, едва прикрывающее колени, прилипло к телу, и только летящая юбка вздувалась, напоминая облако, когда Нилоэла кружилась. Она уже порядком устала. Репетиции начинались после завтрака. Длились два-три часа. Затем следовала примерка праздничного платья у портных, либо уроки правил поведения, принятых среди гномов королевства.
***
Фили жестом приказал стражникам разойтись. В недрах горы свечение, исходившее от лазоревых вод подземного озера, ослепляло. На его дне покоился королевский камень — Аркенстон. Много лет назад он упал туда, выскользнув из рук Нило. Но гном не знал об этом. В тот момент Фили находился в плену у бургомистра Озёрного города.
Блики света серебряными змейками скользнули по броне стражей, кажущейся чёрной в таинственном полумраке. Массивные ворота изящной ковки дрогнули, подпуская принца к самому сердцу горы.
Фили приблизился к холодным водам. Водная гладь время от времени покрывалась мелкой рябью, словно от прикосновения ветра. Создавалось впечатление, что озеро дышит. Прикрывая ладонью глаза, гном вглядывался в безмолвную глубину.
Он стал часто появляться здесь с тех самых пор, как Кили рассказал, что камень короля покоится на дне озера. Благодаря кому Аркенстон попал туда, младший брат не поведал и всячески уклонялся от ответа на этот вопрос. Фили приходил к сердцу горы, чтобы поразмышлять над ответом. Ему чудилось, что здесь успокаивается душа, появляются силы, проясняется разум. На деле же гном становился зависимым от этого места. Тень, преследующая Фили с тех самых пор, как он покинул темницы орков, больше не являлась. Кошмары отступили, сменяясь сном, больше походящим на чёрное забытье. Изредка ему снился Гундабад. Но не как твердыня врага, а как процветающее королевство подгорного народа. Гном думал, что свет Аркенстона не позволяет мраку проникнуть в Эребор, и стремился почаще находиться в его "спасительных" лучах, которые до сих пор дарили чарующее сияние миру.
Внезапно принца охватило непреодолимое желание дотронуться до водной глади. Ощутив порыв холодного ветра, он дрогнул и опустился на одно колено. Зажмурившись, гном прикоснулся к ледяной поверхности озера. Тысячи разноцветных искр вспыхнули, словно фейрверк. Перед мысленным взором замелькали лица: Трор, Траин, Торин, он сам и… огненноволосый гном, не знакомый с первого взгляда, но Фили с уверенностью мог сказать, что где-то видел его… или увидит. Драконья болезнь исказила черты каждого, превращая в уродливые маски. Горечь разлилась во рту, оставляя на языке привкус крови. Ему захотелось уйти отсюда немедленно.
***
— А сегодня дядя Кили и я учили гномят из Красных гор запускать воздушного змея. Мы забрались на парадный балкон, и вся стража видела, как мы это делаем. Вот смеху было!
Разар щебетала без умолку, рассказывая матери об очередной проделке, которую они затеяли вместе с Сигилом и Лайей. Малышка быстро сошлась с детьми, ставшими сиротами после разграбления каравана. Их родителями были купцы, переправлявшие дорогие ткани с Востока. Сигил — черноволосый мальчик с зелёными глазами — был ровесником Разар. Замкнутый и немногословный, он был полной противоположностью своей кузины, тёмные глаза которой горели хитростью. Лайа, которая была младше его на три года, была подобна летней грозе, такая же внезапная и шумная. Девочка за поразительно короткий срок встала на ноги, не утратив воли к жизни, чего нельзя было сказать о её двоюродном брате.
Разар, казалось, быстро освоилась на новом месте, тесно сдружившись с осиротевшими детьми. Именно благодаря ей Сигил и Лайа становились частыми виновниками весёлых проделок, будь то ночные набеги в кладовые Эребора или походы в шахты, когда там кипела работа. Хотя порой девочка говорила, что скучает по Гномьей норе, по Беорну и Зору. Оборотень вместе с гномом-карликом не задержались надолго под сенью Одинокой горы. Нило прекрасно понимала почему Зору стремился скорее вернуться домой. Неприязненные взгляды и перешёптывания доводили Огонька до бешенства. Гномы считали, что из рода предателей давно никого не осталось. Пребывание в Эреборе его представителя волновало народ.