– О господи!
Фрай приблизился еще на пару шагов. На Хилари нашел столбняк. Она изумленно уставилась на этого подонка. Между ними оставалось не более шести, от силы восьми футов. Она выстрелила во второй раз.
Ничего.
Господи Иисусе! Неужели где-то заело?
Потом она сообразила, что забыла снять пистолет с предохранителя. Хилари сделала это и выстрелила в третий раз – в то самое мгновение, когда Фрай ринулся на нее, не обходя, а вспрыгивая на разделявшую их кровать. Раздался оглушительный хлопок. Фрай зашатался и, выронив нож, повалился на кровать, но тотчас вскочил и схватился левой рукой за свою правую руку.
Хилари не видела крови и потому не поверила, что он ранен. Возможно, пуля ударилась о нож. Шок сбил Фрая с ног, но он мгновенно оправился.
Он вдруг взвыл от боли. Это был мерзкий, злобный вой отнюдь не поверженного. Фрай снова изготовился к прыжку. Хилари еще раз выстрелила. Ее противник рухнул на пол и больше не встал.
Хилари испустила вздох облегчения и в изнеможении прислонилась к стене, не спуская глаз с того места за кроватью, куда свалился Фрай. Оттуда не доносилось ни звука, но ее беспокоило, что она не видит самого Фрая. Хилари, насколько могла, вытянула шею, но не увидела его. Тогда она осторожно обошла кровать.
Фрай лежал ничком на шоколадно-коричневом ковре. Правая рука подвернулась под живот, а левая вытянута на полу. Хилари не видела его лица. На темном ковре нельзя было различить кровь. Впрочем, она и не ожидала увидеть его в луже крови. Если он ранен в грудь, то, вполне возможно, под ним на ковре расплылось алое пятно. Если же пуля попала в лоб и он умер мгновенно, ее могло быть всего несколько капель.
Она подождала минуту, другую. Враг не шевелился и не дышал. Неужели мертв? Хилари подошла чуточку ближе.
– Мистер Фрай?
Она не собиралась подходить слишком близко и подвергать себя опасности, но все же хотела получше его рассмотреть. По-прежнему держа перед собой наведенный на него пистолет, сделала шаг к нему.
– Мистер Фрай?
Ответа не было.
Забавно, что даже теперь он был для нее «мистер Фрай». После всего случившегося она еще не могла обойтись без вежливой формулы. Может быть, потому, что он мертв. Так уж повелось, что после смерти даже законченный мерзавец может рассчитывать на некоторую долю уважения. Потому что, унижая покойника, мы унижаем самих себя. Оскорблять мертвеца – все равно что издеваться над великой и самой последней из тайн – тайной смерти. Боги не прощают подобного вызова.
Хилари подождала еще немного.
– Знаете что, мистер Фрай? – произнесла она вслух. – Я все же не хочу рисковать. Пожалуй, всажу-ка я в вас еще одну пулю – на всякий случай. Вот так. Прямо в твою башку, чертов ублюдок!
Разумеется, она бы не выполнила эту угрозу. Она не была жестокой от природы и никогда еще не стреляла в живое существо. И если только что ей пришлось выстрелить в Бруно Фрая, то лишь потому, что от него исходила непосредственная угроза ее жизни. Инстинкт самосохранения плюс истерика сделали свое дело. Но теперь, когда он лежал перед ней бездыханный, не более опасный, чем куча тряпья, ей было трудно решиться хладнокровно нажать на спуск. Размозжить голову трупа. Ее тошнило от одной только мысли. Угроза скорее должна была стать проверкой. Если он притворяется, перспектива нового выстрела должна заставить его выдать себя. Хилари вздохнула и опустила пистолет.
Он мертв. Она убила человека.
Испытывая ужас перед предстоящим расследованием и нашествием репортеров, она обошла покойника и направилась к двери.
И вдруг он перестал быть покойником.
Фрай в точности разгадал ее хитрость и выжидал, пока она не утратит бдительность. У него были стальные нервы.
В мгновение ока он выпростал из-под себя правую руку и схватил Хилари за щиколотку. Она вскрикнула и упала. И они покатились по ковру клубком из четырех рук и четырех ног, его зубы – возле ее горла. Фрай рычал, словно бешеная собака. Хилари боялась, что он вот-вот перегрызет ей артерию и высосет из нее кровь. Она ухватила его за подбородок и постаралась отвести его голову в сторону. В ответ он запустил руку ей под платье и попытался сорвать с нее колготки и вцепиться в ее половые органы – жестом не любовника, а насильника. Да он ее просто разорвет! Хилари сделала попытку выцарапать ему глаза, но он вовремя увернулся. Их взгляды встретились, и оба оцепенели, одновременно осознав, что она все еще сжимает в руке пистолет – теперь его дуло оказалось направленным ему в промежность.
Он облизнул сухие губы и мигнул. Сволочь паршивая!